Спасибо всем…

Целью нашего путешествия, которое мы предприняли по Сибири в течение трех с лишним недель, была видеосъемка фотографа Владимира Сёмина для мультимедийного проекта Liberty.SU об Отечественных фотографах «Жизнь будет Фотографией». Продолжение этого проекта стало возможным исключительно и благодаря поддержке со стороны «Камеры Leica в России». Наша искренняя признательность им за поддержку документальной фотографии в России и ее популяризацию.

В течение трех недель мы наблюдали и фиксировали на камеру, как Владимир Сёмин работает над своим новым документальным проектом в Сибири, куда он специально приехал из Нью-Йорка. Это будет основной частью фильма о нем.

Со своей стороны хотел бы сказать, что это действительно уникальный опыт наблюдать за работой и жизнью известного фотографа практически «его же глазами». Жить с ним, говорить, интервьюировать, бесконечно дискутировать на самые разные темы, искать компромиссы, находить их или нет, но в любом случае фиксировать жизнь неординарной личности.


Утром Сёмин (74) мне спать не давал: «Солнце взошло! Вставай! Пора работать!», — возбужденно кричал он. «Куда? Зачем?», — думал я и просыпался от «клацанья» его камеры, которую он направлял на меня спящего и черт знает зачем и почему снимал мою немытую и небритую физиономию. Он снимал всегда, всегда находил, что снимать и всегда опять снимал. Я наблюдал сотни раз за тем, как он выбирает кадр по неведомым мне причинам… Обычно он двигается ровно, медленно —  как в вальсе, но, увидев кадр, замирает как танцор-popping или как хищник, немного сгибает ноги в коленях, начинает дышать ртом, оголяя свои «американские зубы», осторожно подносит камеру ближе к глазам и вдруг стремительно несется к своей «жертве»… Иногда мне казалось, что если в этот момент его остановить, закрутить руки, ноги и не дать снимать, то он неминуемо умрет. Умрет от разрыва сердца, аорты, просто окончательно сойдет с ума, но с ним обязательно что-то случится, если ему не дать сделать этот кадр, не зависимо от того, почему и зачем он его снимает. Он не может не снимать.

Второе, причина первого, что меня удивило- это абсолютное чувство свободы, которое ему необходимо в работе. Любые попытки со стороны любого человека или организации ограничить его в свободах и правах заканчиваются обязательным бунтом. Неминуемым. Это даже не бунт, а взрыв динамита или извержение вулкана. «Я выкошу здесь всю траву, ни травинки не оставлю после себя..», — часто повторял Сёмин слова легендарного военного фотографа Дона Маккаллина (Don MacCullin). Удивительно, большинство известных мне фотографов воспринимают свободы как данность им вместе с камерой. Для Сёмина свободы — это «завоевания». Он постоянно за них борется и почти всегда получает их. А если не получает, то в гневе уходит прочь.

«Почему ты снимаешь?» — глупо спросил я, — «Это просто, — ответил он, — я больше ничего не умею делать…» Должен согласиться, ответ не только искренний, но и соответствует действительности. Искренность, с которой он может говорить, иногда «чудовищна» как это не парадоксально звучит. Лицемерие, так свойственное нашей цивилизации, почти не коснулось его характера, за исключением наивных и даже детских попыток льстить, лукавить и говорить неправду.

Так или иначе, это было отличное путешествие, способствующее познанию как друг друга, так и окружающего и вечно меняющего пространства вокруг нас. Я хотел бы только сказать, что это путешествие было бы невозможно без поддержки коллег и друзей в Сибири.

Отдельная благодарность Василию Мельниченко (Омск), который ночью приехал на вокзал сказать нам «привет», подарить бутылку водки, что помогла нам приукрасить жизнь в плацкартном вагоне, за вкуснейший шоколад, который я съел украдкой от всей съемочной группы и просто спасибо за солидарность…

Спасибо Владимиру Дубровскому за организацию съемки в Новосибирске и его супруге Линде, чей день рождения мы прекрасно провели на заимке профессора Седых.

Спасибо Владимиру Соколаеву (Новокузнецк) за приют в его светлой мастерской с большими окнами, за интеллектуальные разговоры и просвещение, а лично от меня за возможность вместе ремонтировать его замечательный автомобиль.

Спасибо Саяне Монгуш (Тува) за организацию съемки среди Саян, за ее квартиру, в которую она нас впустила на ночлег и за дыхание тувинского «Черного Неба».

Спасибо Александру Кузнецову (Красноярск) — альпинисту, фотографу и режиссеру за продолжение его фильма «Территория любви» для каждого из нас, за его прекрасную квартиру, где мы отдыхали «душой и телом».

Фотографии Олега Климова, Владимира Сёмина и Саяны Монгуш

My Flexible Friend

Наверное это закономерно, что человек, который не может говорить, ищет возможность иных коммуникаций. Например визуальных, образных… В психо-неврологическом интернате в Сибири я обратил внимание, что один их пациентов удивительным образом замечает особенности других людей, изображает их с помощью рук, мимики и таким образом объясняет то, что хотел сказать. Так я понял, что директор интерната — это «покручивание двух больших пальцев на руках». Директор так всегда делает, когда разговаривает с кем-то и сильно нервничает…

Этого наблюдательного человека зовут Паша. Ему примерно 30 лет, у него родовая черепно-мозговая травма (получил при рождении, когда щипцами вытаскивали за голову, как написано в личном деле) и — вследствие этого — защемление «речевого нерва»… Это означает, что говорить Паша может только «Дааа» и «Неее», остальные звуки трудно понимаемые. Что именно он понимает, как чувствует — в большинстве случаев остается понятным только ему самому. Он не может писать и не может читать. Он может только наблюдать, делать какие-то свои выводы, основанные исключительно на собственном опыте потому, что никто и никогда его ничему не учил. «Чистое сознание для обучения фотографии!»- подумал я.

Идея заключалась в том, что Пашу можно обучить быстро и эффективно делать фотографии. Я был уверен, что с помощью фотографии его язык станет более «коммуникабельным» и я смогу его больше понимать. «Хочешь рассказать мне про цветок? — спрашивал я его, — «Сними цветок и покажи его мне…Фотография — это тоже способ сказать что-то..» Так мы начинали наш «краткий курс школы Родченко», в конце которого я пришел к убеждению, что Паша единственный студент, которого я готов назвать своим учеником и которому позволительно меня называть его учителем в виде звука «ООыы».

Гениально. Делая фотографии, Паша не стремился стать знаменитым, не хотел быть богатым за счет фотографии, у него не было высокопарных амбиций художника и безграничной веры в своего гения, он в чистом виде хочет самовыражаться и коммуницировать с окружающими его людьми. Он хотел многое, очень многое рассказать людям. Он был просто счастлив с камерой в руках. Я смеялся, когда Паша делал снимки, абсолютно похожие на те фотографии, которые с умным видом делают студенты в фотографических школах или, хуже того, делают «состоявшиеся фотохудожники» за счет своих глупых амбиций «просвещения» какого-нибудь «пространства и времени», о которых потом пишут критики свои интеллектуальные статьи и мы вынуждены их читать, кивать головами и как Паша произносить только «Дааа» . Мы до слез смеялись над тем, с какой легкостью Паша копирует манеры поведения фотографов во время съемки (он очень внимательно наблюдал за мной и за Владимиром Семиным во время наших съемок). Может быть он казался нам иногда «фотографом-пародией», а может быть он стал для нас «фотографом-трагиком». Как тот, так и другой живут в каждом из нас.

За очень короткое время Паша стал членом нашей «экспериментальной экспедиции». Мы ходили вместе, вместе снимали. Вместе пили чай в нашей избушке за пределами интерната, пили деревенское молоко, ели сыр и отличный шоколад. Я купил ему шляпу «почти такую же как у фотографа Семина», научил его завязывать галстук, который он предпочитал носить, как некоторые фотографы «Кремлевского пула». Другими словами, мы приняли его как своего и тоже были счастливы вместе с ним.

Но когда мы пришли на обед в интернат, то с нами Пашу в столовую не пустили. Сказали, что с пациентами вместе нельзя. Только отдельно. Дисциплина. Паше ничего не надо было объяснять. Он снял камеру с груди и передал ее мне. Хотел отдать и шляпу, но я сказал, что это подарок. Он ждал нас недалеко на улице, пока мы пообедаем в официальной столовой и опять сможем пойти снимать…

Эта «система» чудовищна в своем несовершенстве, рассказал нам директор интерната — удивительный человек в своей открытости и принципиальности. У ребенка, от которого отказались родители еще в роддоме, практически нет шансов выйти из «системы», не зависимо от того есть ли у него какие-то психические отклонения или нет, может ли он жить с этими отклонениями в обществе или нет. Это «система», в которую «вход посторонним строго запрещен» по факту. По факту же и выход запрещен…

Уезжая, мы не могли оставить Паши «лишний фотоаппарат». Да он и не надеялся. Я обещал ему, что мы найдем ему фотоаппарат, скинемся деньгами и купим новый. А может у кого-то из коллег найдется старый и лишний. Директор же обещал нам, что будет сгружать его фотографии на свой компьютер и таким образом сохранит их до нашего следующего приезда. Так мы узнаем, что хочет нам рассказать Паша…

* My flexible friend одиома из английского фильма «Мистер Бин», означающая «гибкий, свободный, легкий, милый, приветливый… друг»

Фотографии Паши Кыштымова, которые он сделал в нашем коротком присутствии…

«Дыхание Черного Неба»

«Известно, что Солнце находится на Небе… Издревле тувинцы Солнце нарекали матерью. Издревле тувинцы Луну нарекали отцом. Юрта для тувинцев была звездным компасом, часовым определителем времени суток…

Любая вещь имеет свою силу, так говорят. У рыбы есть сила. У кедровки есть сила. У коня есть сила. У марала есть сила. У человека есть сила. Однако самое сильное — это Черное Небо, так говорят.

На Земле есть вещи, которые не доступны человеческому глазу, также есть звуки, не доступные человеческому уху, так говорят. Но все эти таинственные вещи доступны человеческим глазам и ушам только после захода Солнца, когда наступает бездонная ночь. И эту бездонную ночь сотворило Черное Небо, так говорят. Что не видно и не слышно в дневное время, то будет видно и слышно только бездонной ночью благодаря Черному Небу, так говорят…»

Это цитаты из книги Монгуша Кенин-Лопсана «Дыхание Черного Неба» («Кара Дээрнин тыныжы»), 2010 — «главного шамана» Тувы, с которым я встретился в Кызыле, в его избушке при музее города, совсем по другому делу…

Лично у меня сложные отношения с шаманами. Я их боюсь. И, честно говоря, есть на то причины. Однажды мое путешествие с одним из тувинских шаманов закончилось реанимацией в Москве. Он, скорее всего, пытался предупредить и предлагал предсказать мне ближайшее будущее, а когда я отказался узнать его, то шаман просто сказал, — «Ты потерял свою тень в мире теней…» Я много чего терял в жизни и посчитал, что могу жить и без своей тени, тем более, если она потерялась совсем в другом мире. Однако в реанимации я часто вспоминал этого шамана и, наверное, в «бездонную ночь» искал свою тень, так говорят.

К удивлению, Кенин-Лопсан быстро принял меня в своей «резиденции», несмотря на совсем скромные подарки, которые мы принесли с собой. Главный Шаман потребовал от меня мою визитную карточку, спросил день, год и место моего рождения. Все это аккуратно записал на моей же визитке и сказал: «Вы добрый человек, хороший… потому что родились в год Кролика. Кролик помогает мне, и поэтому я буду говорить с Вами. Но Вы должны поздравить меня в следующем году с днем рождения, если я буду еще жив…» После чего он сообщил мне дату своего рождения и продолжил: «Мой автограф стоит пять долларов, но Вам я напишу бесплатно потому, что Вы — Кролик — добрый человек. Здесь же напишу дату моего рождения. Поздравьте меня вовремя…»

Так нас благословили в дальнюю дорогу… Случайно или нет, но двигатель машины, на которой мы поехали, стал быстро перегреваться… Водитель не имел опыта управления в горах на постоянно перегревающемся двигателе автомобиля, и я сел за руль старых жигулей. Прежде всего включил на максимум отопление (за бортом было примерно 30 градусов жары), открыл все окна и на спусках двигался на нейтральной скорости (что иногда опасно), при этом перегазовывая двигатель на «нейтральной», чтобы сбросить максимальную температуру. Так продолжалось километров сто на спусках и подъемах, но так продолжаться долго не могло.

Мы сменили автомобиль на полпути и, прежде чем договориться с новым водителем, я спросил — не сломается ли его машина. Он ответил, что до сих пор никогда не ломалась. Мои сомнения были и в том, что новое такси было такой же марки, как и старое. Ну разве что год выпуска более поздний и вид более приличный. Удивительным было то, что и новое такси после одного километра заглохло. Заменили бензофильтр. Ничего. Почистили бензанасос. Ничего. Заменили «катушку». Поехали. Но было поздно… на поезд в Абакане мы опоздали…

«Бездонную ночь» нам послало «Черное Небо» на абаканском автовокзале и, сидя на лавочке, мы пытались «анализировать» происходящее с нами в последнее время. Были две версии: «Шаманская» и, удивитесь, «Морская».

«Шаманская версия» была самой очевидной. Нас везде окружали шаманы. Когда мой коллега-фотограф почти набросился с камерой на шаманку, которая ему запретила снимать, он все равно продолжал «делать свое дело», не обращая никакого внимания на ее слова. Тогда она вплотную подошла к фотографу и сказала: «Я разобью твой фотоаппарат…» Фотоаппарат остался цел, но удивительно то, что когда мой коллега попытался скачать фотографии на свой компьютер, то вместо изображений была только непонятная абракадабра. Естественно, я тут же рассказал ему пару забавных случаев с шаманами, что привело его в полное уныние и даже стало поводом, чтобы отказаться снимать шаманов вообще. Поэтому мне пришлось изменить тактику общения, выступить атеистом и обвинить его в мракобесии в эпоху новых технологий, прогресса и прав человека.

Однако и мне пришлось пережить несколько неприятных моментов. Когда я болтал с нашим оператором, ко мне подошла сзади та же шаманка, что «засветила флешку» и руками стала водить вдоль моей спины, не касаясь ее. Я сразу почувствовал это, но почему-то не мог повернуться к ней лицом, несмотря на то, что она заговорила со мной. Просто спросила, кто я и откуда… Я стал рассказывать ей, но почему-то так и не повернулся к ней лицом… и она так и продолжала двигать руками вдоль спины, боков… Конечно, может быть, я просто некультурный человек и разговариваю с людьми, не поворачиваясь к ним. Но мне кажется, это был не тот случай. Позже мне объяснили, что ничего страшного не произошло и меня просто «сканировали». Это нормально, «так говорят». Другими словами мне «делали томографию по-шамански».

Вспоминая все это на лавочке у автовокзала в Абакане вскоре мы обнаружили некоторые противоречия с «шаманской версией». Дело в том, что наши «злоключения» начались гораздо раньше — при въезде в Туву, еше в Абазе (Хакасия) на другом горном перевале наш автомобиль тоже сломался. Лопнул ремень генератора и нам пришлось вернуться в город, чтобы найти новую машину. А еще раньше, в поезде до Абазы мой коллега уронил на голову нашего видео-оператора верхнюю полку — да так, что ее отбросило в коридор. Мы ожидали «сотрясения мозга» и последующую эвакуацию в Москву. Но все обошлось… голова оказалась крепкой… А еще раньше — нам пришлось координально сменить весь маршрут экспедиции…

Эти факты и «линейный анализ» привели нас к другой версии — «морской», несмотря на то, что мы находились у подножия Саянских гор и ближайшим водоемом является только река Енисей.

У моряков есть такое поверье: если судно и экипаж постоянно преследуют неудачи, шторм, штиль.., то они ищут «Иону». Иона — это человек, член экипажа, чью душу и тело захватили темные силы и через него посылают все напасти всему экипажу до тех пор, пока все не погибнут… В старину туго приходилось тем морякам, кого называли Иона. Часто его приносили в жертву насильно, случалось, что он сам бросался в морскую пучину потому, что его жизнь в замкнутом пространстве на судне была просто невозможна. Если после «жертвоприношения» появлялся ветер или заканчивался шторм, то считалось, что Иону обнаружили правильно. Если же бедствия продолжались, то искали другого Иону. Вот такое варварство. Такое объяснение мы нашли и в нашем случае. Осталось найти Иону.

Пользуясь случаем я показал нашей экспедиции наиболее значимые для шаманов знаки на Небе: Созвездие Большой Медведицы, одну видимую планету и, конечно, Млечный Путь, за которым скрывается Черное Небо, согласно представлению шаманов. Рассказал, что Млечный Путь в космологии считается видимым «ребром» нашей Галактики, в котором живет маленький желтый карлик — Солнце и все ее планеты. Сказал и то, что за Млечным Путем действительно находится бездна Вселенной, просто я учил это когда-то в университете, но я не знал откуда про это знали шаманы.

«Если Черное Небо рассердится, то на Земле произойдет большая катастрофа, так говорят. От гневного дыхания Черного Неба наша Земля может даже перевернуться, так говорят…»

Если Черное Небо добродушно, то и на Земле у людей будет все тихо-мирно, так говорят. От теплого дыхания Черного Неба на Земле рождается вечный цветок жизни, так говорят…»

В книге Кенин-Лопсана невозможно найти научных фактов, разве что такого рода: «Известно, что Солнце находится на Небе». Но это ничего не значит потому, что это «книга иррационального», читая ее, ты вдруг изнутри начинаешь чувствовать некий иной, неизвестный тебе, культурный и мистический смысл не только тувинских шаманов, но и самих тувинцев.

С такими настроениями и в поисках Ионы, бесконечно повторяя цитаты из книги Кенин-Лопсана, мы двигаемся дальше — на границу Иркутской области и Красноярского края…

Фотография Саяны Монгуш