Наверное будет правильным сказать, что фотографию «придумали ученые, а не художники». Но интересно другое — что случилось с ней позже…
Нам известны три метода познания окружающего нас мира: наука, как метод разума и интеллекта; религии, как метод веры в Бога или в Абсолют и искусство — чувственное познание окружающего нас.
Роль фотографии в науке достаточно определена и при известных условиях может характеризовать факт или служить инструментом для различно рода экспериментов, позволяющих говорить об объективной реальности. По существу фотография является детищем самой науки.
Отношение религий к фотографии, как к изображению реальности, попытки ее копировать или, хуже того, создавать «новую действительность», имеет разное и неоднозначные мнения по этому поводу со стороны «теоретиков духовного мира человека».
Это в равной степени относится и к искусству, несмотря на то, что фотография избавила многих художников от необходимости копировать эту действительность. Однако искусство явилось более «беспринципным», чем его прародитель — «религия-вера» и, в конце концов, встал вопрос: способна ли фотография фиксировать не только реальность, но и передавать своим изображением «чувственные знания» художника… быть «искусством» или одним из методов познания в искусстве. Сама постановка подобного рода вопроса уже означает, что фотография существует в поле или на грани различных методов познания: науки, веры и искусства.
Фотография, своего рода «приживалка», которая нужна всем, но никто всерьез ее не принимает. Некоторые особо «фанатичные фотографы» даже готовы считать ее нечто особенным и чуть ли не самым новым экспериментальным методом познания окружающего нас мира. Так или иначе, но формально фотографию нельзя считать искусством потому, что она основана на принципах детерминизма и апеллирует к объективно-существующим материям, а не к чувствам и чувственным познаниям художника.
В фотографии первична реальность окружающего мира фотографа, а не его «внутренний мир». Таким образом первично реальность влияет на фотографа, а не его внутренний мир, в отличие от художника, который отображает свой «внутренний мир» на существующую вокруг реальность. В принципе в этом и является главное отличие фотографа от художника. Фотограф «исследует» мир вокруг себя, фиксирует его и показывает измененным, благодаря собственному сознанию, интуиции, мировоззрению…. Художник же исследует свои «внутренний мир» и проецирует его на окружающую реальность. С точки зрения детерминизма (причинно-следственной связи) это совершенно два разных подхода. Поэтому художник никогда не может быть фотографом и наоборот. Однако художники стали использовать фотографию как «кисти и краску», а фотографы стали иметь амбиции называться художниками потому, что никто и не в какую другую команду их не брал. Только значительно позже, они создали свою «банду» и стали называть себя «документалистами», несмотря на то, что «документом» их творчество можно было назвать весьма условно и относительно.
Если проследить историю фотографии и ее методологию от открытия до наших дней, то становится очевидным: трэк ее развития и популярности идет от самых что ни на есть научных открытий до (в настоящее время) самых что ни на есть «художественных форм» в современном искусстве. На этом своем, достаточно коротком пути развития, фотография «поучаствовала» практически во всех областях человеческой деятельности: прославилась и оскандалилась, спасала человечество и вводила его в депрессию, останавливала войны и начинала их… Но ее роль так и не стала тем, чем, например, является для нас «Слово». Ни одна история, ни один кадр не начинался и не начинается с фотографии. Любая фотография, любое «визуальное искусство» или даже только абстрактная форма начинается с известной аллегории: «В Начале было Слово…»
Почему? — только ли потому, что фотография вторична от реально существующего мира и является всего лишь «плоской проекцией» этого самого мира? Потому ли, что «художественная фотография» способна нести содержание только согласно известному «принципу неопределенности»: может быть частица, а может быть просто волна, может быть тело, а может быть просто сгусток энергии. В точности как на фотографии: может быть хороший человек, а может быть негодяй… — решать зрителю, а зритель не привык решать и ему часто невдамек, что подобно элементарным частицам один и тот же человек способен принимать самые различные формы.. по крайней мере своего нравственного состояния. Зритель вообще не приучен видеть фотографию как образ или набор символов. Он видит ее как «реальность» вполне конкретную и ему для «определенности» нужно слово, этим словом был «Бог», когда Он «умер» этим словом стала подпись под фотографией…
В конце концов копировать, фиксировать и преображать действительность стали всё и все: начиная от треков «тяжелого заряженных ядерных бозонов», порнографии и кончая аурой и ликами всех святых, известных и неизвестных человечеству. Очень показательно и символично, что, например, Ольга Свиблова, прежде чем открыть «свой дом фотографии» продемонстрировала рентген-отпечаток своего головного мозга — «фотография научная», достойная научного исследования, и только потом стала показывать «непросвященным россиянам» художественные достоинства мировой фотографии.
Ученые не просто придумали фотография, а выражаясь «языком неопределенности» народных преданий — выпустили джина из бутылки. В отличие от ядерной бомбы, которую также придумали извечные конкуренты религии и искусства, фотография не представляла собой угрозу физического уничтожения человечества, но, как стало очевидным сейчас, представляет собой угрозу нравственного уничтожения человечества.
Фотография, подобно «троянскому коню», проникла в общество вовсе не с гуманитарными целями, как в этом убеждают нас критики и искусствоведы, и не с целями облагородить и возвысить человека, реальная цель фотографии — разрушение нравственных канонов человека и общества или, по крайней мере, вызвать в нем сомнения в реальности существования «Десяти Заповедей» — основы нравственности человека. Согласитесь, фотография скорее всего имеет больше роль «сатанинскую», нежели «божественную».
От части это логично потому, что фотография есть продукт научной мысли и разума. Если «сомнение» является движущей силой любого ученого, то для священника с нравственными устоями, сомнение — это почти «первородный грех».
В чем «двуличность» фотографии? — проще опять посмотреть на ее историю. Например в фотожурналистике и документальной фотографии до сих пор существует «принцип документа», украденный журналистами и писателями из «научной фотографии» с целью сделать придуманный им мир реальным, используя фотографию как «факт». Благодаря этому лживому принципу в фотожурналистике и документальной фотографии почти в течение ста лет была реальная возможность фальсифицировать действительность и лгать чуть ли не всему человечеству. Вообще история фотожурналистики — это история лжи и фальсификации. И только благодаря новым технологиям и цифровой фотографии для многих стало очевидным: фотография в обществе, в масс-медиа, на выставках и галереях может быть даже очень далека от действительности… реальность можно фальсифицировать с помощью фотографии, лгать если не в угоду кому-то, то искусства ради.
Документалисты достаточно быстро это поняли и заявили, подобно Ницше, который разрушил нравственный устои общества своим: «Бог умер», а в нашем случае в начале «цифрового века» прозвучало заявление документалистов: «Репортаж умер», вместо того чтобы сказать: фотофакты, на которых мы строили свои умозаключения и складывали свои слова в предложения о состоянии общества, фактами не являются или являются таковыми только с точки зрения самих авторов фотографии или писателей текстов и слов.
Это следует признать хотя бы потому, что каждый (а сейчас это большинство) кто держал в руках фотоаппарат прекрасно понимает как эту «действительность» можно изменить. Роль «фотографа-бога» теперь не принадлежит избранным, теперь каждый может создавать «свою реальность» и каждый может быть «богом». Творить совершенство.
Что мы наблюдаем сейчас в этой связи? — скандалезность почти в каждом конкурсе документальной фотографии. Дисквалификации и попытки сохранить фотографию как «документ». Однако, так или иначе, везде, мы видим проявления не только субъективной фотографии в результате отбора, постановки события или факта, но также прямой фальсификации через различного рода компьютерные программы, удаление элементов действительности ради композиции или подмены содержания фотографии. Но вот что главное: все, исключительно все, участвующие в той или иной фальсификации стремятся представить «свою реальность» как «документ», «настоящую реальность» … прекрасно понимая, сознавая и отдавая себе отчет, что таковой она не является. Все хотят эту «реальность» и хотят обладать правом считать себя богом.
Некоторые утверждают, что подобного рода ситуация сложилась в результате «смычки» между различного рода жанрами в фотографии: документалистики, гламура и арт-фотографии. Лично мне кажется это может быть следствием, но не причиной. Причиной же является сама природа»двойственности фотографии» или ее «принцип неопределенности».
Так или иначе, но факт остается фактом: фотография как профессиональная, так и любительская имеет не только массовый характер, но и массовую фальсификацию самыми различными методами как в съемке, так и в процессе обработки. И эта общая тенденция. Кроме того, фотограф сознает и намеренно фальсифицирует изображение, выдавая фальсификацию за реальное изображение. Отчасти это было всегда, но только сейчас это преобрело массовый характер. В фотожурналистике и документальной фотографии существуют попытки остановить этот процесс хотя бы в профессиональной области, но успех этих попыток весьма призрачен, если учесть современные технологии и массовый поток цифровой фотографии.
Но вот что печально, нет таких сил, кроме умирающей печатной журналистики и фотожурналистики, кто мог бы реально противостоять этому процессу. Хуже того, фотожурналистика сама была зачинателем подобного рода фальсификаций, лжи и обмана, объявив фотографию «фотофактом» и используя ее в качестве пропаганды, ангажированности или просто чьих то интересов… тем самым впустив «троянского коня» в общество, что, собственно ныне и убивает саму фотожурналистику.
Но дело не только в фотожурналистике, которая практически в одночасье рухнула и в лучшем случае ныне представляет собой безликую «информационную фотографию». Речь, прежде всего, о безнравственном влиянии фотографии на общество. Речь даже не о безвинной на сегодняшний день порнографии — самой популярной части фотографии, речь идет о манипуляциях более «тонкими материями» в области искусства и морально-нравственных категориях человека и общества.
В течение более 20-ти лет занятием фотографией, на которые выпал период рассвета и заката фотожурналистики, я слышал от учителей только о двух функциях фотографии в журналистике — гуманизм и информация. Но в реальности наблюдал совершенно другое. Однако это было проявлением безнравственности, лицемерия и цинизма сугубо закрытого сообщества и если речь шла о профессиональных принципах и интересах, то все сообщество выступало за «чистоту жанра», напоминало о правилах и изгоняла фальсификаторов из своего и без того гнилого сообщества.
Однако теперь речь идет не столько о «сообществе», сколько о самом обществе, не столько о традиционных масс-медиа, которые исчезают на глазах, сколько о их подмене — блогизме и интернет-изданиях, которые появляются как на дрожжах и где манипуляции и фальсификации достигают невероятных масштабов. Где не только фотография стала предметом искажения реальности, а все пространство реальность стала не столько виртуальным, сколько фальсифицированной до наоборот. Винить в этом науку и научно-технический прогресс — по меньшей мере глупо потому, что это не является причиной разума и интеллекта человека, а является причиной отсутствия морали и нравственности у человека и общества. Следовательно, надо задать вопрос, где еще те два метода познания окружающего нас мира — религия и искусство? Или больше нет предмета познания для религии и искусства? Бог умер, остались церкви; искусства не существует, остался «черный квадрат»?
Я, конечно, утрирую и гипертрофирую, называя фотографию «ядерным оружием», «троянским конем», требую ее запретить или хотя бы ограничить, используя понятия из квантовой физики — «принцип неопределенности Гейзенберга» или цитаты из Библии. Все это так, но и не так тоже!
Если существует оружие массового поражения в его обычном понимании, то должно существовать и оружие уничтожения в других пространствах и реалиях, в том числе в области морали и нравственности. По крайней мере это логично предположить. Но что является таковым оружием? — мы никогда не говорим об этом, а если говорим, то в рамках уголовного кодекса или критики таких, например, явлений в обществе как порнография — прямое следствие факта открытия фотографии. Мы не говорим о причинах, а лишь констатируем следствия поражения этим оружием. Мы не говорим, а зря.
Завтра я уеду в командировку — «фальсифицировать реальность» с помощью фотографии. Эту мою «реальность» увидит по меньшей мере 500 тысяч человек и скажут: «Вот она — реальность». Они не будут думать, что если бы вместо меня поехал кто-то другой и снял бы свою реальность. Может быть прямо противоположную. Они в любом случае будут думать: «Вот она — реальность!» Теперь представьте, что это «мегакорпорация» для которой я снимаю… так «мою реальность» увидят миллионы и дружно скажут: «Вот она — реальность!» Примерно так, как по нашим трем каналам телевизора — всегда чья-то одна реальность.
Или наоборот. Каждый из этих миллионов зрителей покажет каждому «свою реальность». Сейчас это возможно и доступно почти любому идиоту с помощью массового оружия «визуального поражения» фотографии. Пусть даже только в интернете, но это уже миллионы. Но кому тогда верить? В какую реальность? Или верить никому нельзя? Вот в чем проблема: фотография это не вопрос «документа», фотография — это вопрос веры. А веры нет. Вера уничтожена. Уничтожена в том числе и фактом существования массовой фотографии.
Я всегда считал, что хороший фотограф может стать монахом, но никогда хороший монах не будет фотографом. Этот процесс необратим как «Второе начало термодинамики» — закон энтропии. «Бог умер» не потому, что священники стали меньше читать свои проповеди, и не потому, что попы стали меньше лицемерить и лгать, и не потому, что меньше стало Крестовых походов, а потому, что люди перестали в Него верить. Следовательно, задача не в том, что бы доказать «живность» Бога, а в том, чтобы люди верили в Его аллегорию присутствия. И это вовсе не является обманом, подлогом или фальсификацией, а является всего лишь предположением, априори, исходя из которого следует целый свод законов и правил в области морали, нравственности…в конце концов совести человека.
«Репортаж умер» вовсе не потому, что его стали меньше снимать. Снимают гораздо больше. Но в «репортаж» как реальность больше никто не верит и даже не потому — отражает он реальность или нет, а потому — что никто не хочет видеть «действительную реальность», она не интересна и никому не нужна больше «как вера» или «неверие» потому что, предположительно, реальность может снять или создать каждый. Каждый может быть «немного богом», при этом абсолютно не отдавая себе отчет, что «богом быть трудно» в отсутствие каких-либо жизненных и морально-нравственных ориентиров.
Поэтому проснувшись сегодня утром под звон колоколов Храма Христа Спасителя, купол которого видно из моей кровати почти также, как экран лептопа в моей постели, на котором можно смотреть тысячи вновь появляющихся и исчезающих «фотографий реальности»… и по причине очередной моей командировки по фальсификации действительности с помощью фотографии, я подумал, какого черта, этот беспредел надо остановить или хотя бы ограничить фотографию как «оружие массового визуального поражения» с претензией на реальность, запретить этот «визуальный терроризм» и всех фотографов обратить в монахов и монахинь, а не обращенных считать еретиками и художниками. Может быть тогда основным вопросом в фотографии будет вера, а не божественное право на создание объективной реальности.
* вопрос красными буквами на черном фоне «Бог мертв?». Это был первый раз, когда на обложке TIME была лишь надпись, без изображения.
