ГОСПОДИН ПИСАТЕЛЬ

 Андрей Битов

Андрея Битова я заметил через окно прежде, чем он вошел в бар ОГИ. На нём были светлые мокасины на босу ногу, чуть коротковатые и слегка помятые серые брюки «со стрелками», такого же цвета нелепый пиджак и светло-зеленая рубашка с расстёгнутым воротом.  

Когда он проходил мимо, опустив голову, я просто сказал: «Здравствуйте, господин писатель». Писатель тотчас остановился, но так близко от меня, что можно было разглядеть на его носе и щеках красные прожилки, которые часто образуются в результате злоупотребления алкоголем.  

Подняв голову, Битов пристально посмотрел мне в глаза, в лицо и спустя несколько секунд ответил: «Здравствуйте, господин читатель!». После чего пошел себе дальше.

Я случайно попал в этот бар, а может быть нет потому, что в случайности тоже есть закономерность. В 2003 году в Санкт-Петербурге, во время празднования 300-летия города, я прочитал рассказ Андрея Битова в какой-то газете или журнале в связи с юбилейной датой города на Неве, где речь шла исключительно о воде. Я уже не помню как называлось это повествование, но впечатление, высказанные писателем о воде, сохранились в моей памяти. Однако, я не мог вспомнить не только название, но и фактическое содержание. Лишь ощущения влажности до сих пор преследовало меня. 

Дело в том, что тогда (2003) это битовское эссе  послужило первопричиной продолжить мою серию фотографий о реке Волга, благодаря символическому и поэтическому ощущению от прочитанного, дескать любая капля воды, так или иначе, попадет в мировой океан, будет его частью и общей памятью… 

Но только в 2007 году я приступил к осуществлению этого проекта с названием «Along the shores of Russia»  (Вдоль берегов России) и в нём ничего не намечалось поэтического:

«Я смотрю с уважением на ведро воды: вот это вода! Может, за это я люблю Рубцова:
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды…
Чувство!»

Мне было неловко докучать известного писателя своим вниманием, но ужасно хотелось поговорить о воде, реке и про море. Для любого читателя, желающего поговорить с писателем Битовым, понятно, что заядлый курильщик должен достать свой «Беломор» и выйти покурить на улицу потому, что даже московский бар, согласно современным представлениям, может быть уютным местом только для алкоголиков, но не для курильщиков табака. 

Я ждал недолго, минут через пять появился писатель с сигаретой в одной руке и пачкой синего ГАЛУАЗА в другой. Как бы продолжая разговор, я сказал: «Вообще-то, я хотел поблагодарить Вас не от имени  читателя, а как фотограф…», —  и рассказал ему свои ассоциации о его статье в честь юбилейного торжества в Санкт-Петербурге и тот факт, что стал снимать море вокруг России благодаря этому.

Он внимательно выслушал и сказал почти убийственно: «Я этого никогда не писал… я мог написать про каплю алкоголя или никотина, которая убивает лошадь, но про каплю воды — я никогда не писал… Вы меня путаете с кем-то или у вас возникли визуальные ассоциации как у фотографа, а не как у читателя…»

Я немного смутился, но продолжал утверждать: «Да нет же, я не помню название статьи или эссе, но я точно помню, что Вы это написали. Это был 2003 год. Белые ночи. Санкт-Петербург. Я жил на улице Марата провел там целый месяц, изнемогая от влажности, сырости, духоты.., и когда прочитал Ваше эссе о воде здесь, о воде там, о воде везде…. мне стало прохладней и уютней в этом Вашем, черт возьми,  городе на болоте!»

Я прямо чувствовал как «серые клеточки» писателя Битова начинали шевелиться быстрее. В конце концов, он возбужденно сказал : «Эссе начинается так: «Кто из них троих кого помнит? Название ли запоминает жанр? Жанр ли вспоминает автора? Автор ли окликает себя по имени?…» Рассказ называется «Дежа вю»!  

«Точно!», — почти крикнул я и тут же спросил: «Не могли бы Вы написать текст к моим фотографиям о воде?

Как будто бы что-то случилось с писателем Битовым. Он опять очень пристально посмотрел мне в лицо, наверное искал красные прожилки на моем носу и щеках и достаточно равнодушно ответил: «Знаете ли, Вы меня очень сильно возбудили своим рассказом про воду, но мне пора выпить водки…», —  после чего молча удалился в бар для некурящих.

У меня же было прекрасное настроение. В баре ОГИ, я купил книгу Андрея Битова (там всегда продавались приличные книги) и стал глазами искать писателя.  Он стоял у бара в компании каких-то интеллигентствующих столичных персон. Когда я подошел к ним, то Битов был вынужден представить меня: «Это фотограф Олег, ээээ кажется, Климов — единственный человек, которого сюда никто не звал потому, что он не пьет водку и все время говорит про воду». Все засмеялись, но смех был почти фиктивным.  В ответ я просто протянул Битову его же книгу и сказал: «Посмотрите еще раз мне в лицо, я пью не только воду. Вы ошиблись в этом, но если не хотите написать новый текст про воду, то хотя бы оставьте автограф прежде, чем еще раз выпьете водку». Он улыбнулся, но больше никто не смеялся вокруг. Писатель посмотрел на книгу, купленную мной, и весьма довольный собой ответил: «Хороший сборник. Хорошая книга. Может как раз здесь и есть это эссе про воду, а не про водку?» 

Выпивая рюмочку водки, Битов пробормотал то ли тост, то ли текст в качестве закуски: «написал роман писатель и сказал его издатель». После чего достал ручку и написал: «Олегу Климову — от «Господина писателя». Поставил дату, на секунду задумался и, как будто бы вспомнил что-то, добавил:  «70-летие Бродского».

«Давайте я вам покажу и расскажу историю каждой фотографии, они про людей, от Белого моря до Черного, от Балтики до Тихого океана, по всем  водным границам России, а вы  напишите текст. Это будет замечательно!», — так я вновь вернулся к своей навязчивой идеи.  «Пойдемте. Пойдем же, я познакомлю вас с замечательным редактором издательства. Между прочим, она тоже была фотографом. Слава Богу, она теперь издатель!», — смеялся Битов. «А как же текст?» — настаивал я. «Причем здесь текст? Дайте же мне подумать!», — отвечал писатель.

«Запомнит ли меня вода?»

Москва, 24 мая 2010

«У всякого свои шаги» *

grisha

Гриша живет на правом берегу реки Волги, в деревне, где осталось пять домов. У него есть жена, которую он «бьет по субботам», а то и каждый день, есть несколько коз, которых он тоже бьет, но реже чем жинку. Когда Гриши не хватает «романтики и любви», он достает свою гармонь, садится на покосившееся крыльцо своего дома, или под дерево в своем огороде, который он превратил в свалку мусора, и начинает играть. Долго играет. Если не помогает, он начинает петь.

Недавно к Грише в дом приехали два мента из города. Естественно без ордера на обыск, но с подозрением в преступлении. Гриша два раза побывал в тюрьме, «две ходки», как он говорит, и его всегда во всем подозревают. В это время Гриша сидел на своем крыльце и играл на гармошке тоскливые мелодии русского народа.

Менты вошли в дом. Стали везде свой нос совать … Один открыл погреб и залез туда. «Я стою и думаю, — рассказывает Гриша,- вот сейчас он высунет свою тупую голову из погреба, я ему сразу обухом в темечко — и готов легавый. Потом с разворота второму в череп, который стоит рядом и рот открыл от любопытства что у меня там в погребке кроме квашеной капусты… Топор то у меня всегда рядом под рукой. Спать ложусь — топор в изголовье ставлю. Но не стал я ему в темечко бить, хотя мог бы, но сказать — сказал… вы чо, говорю, менты, дело мое не читали? Я ж не по -воровскому откинулся, не ворую я, я — убийца… Испугались они малахольные, больше не поворачивали ко мне свои спины, так и ушли — жопой вперед…»

Гриша не просто убил наживы ради или корысти дабы, он убил из-за «утонченности своей натуры». Убил не постороннего человека, а своего малолетнего сына. «Орал он, объясняет Гриша, — орал громко и пискляво, душу вынимал, а я нетерпимый был. Пьяный к тому же… Вот я его и прибил…», — откровенно объясняет Гриша.

Второй случай с Гришей случился «по-недоразумению», как он выражается. Не взлюбил Гриша свою начальницу, стерва она была: «Вот иду как-то поздно вечером, вижу она — стерва. Темно уже, ну и я пьян был немного. Жалко топора у меня не было. Подхожу и сразу бью… Думал забью до смерти. Не получилось! Не просто человека голыми руками убить. Мне так и сказал потом адвокат: жаль что не убил ее до конца, меньше бы свидетелей было».   «Недоразумение»  оказалось в том, что это вовсе была не «начальница-стерва», а просто прохожая женщина, к тому же — жена милиционера. И опять Гриша пошел этапом…

Я долго наблюдал за тем, когда Гриша копал землю и делал грядки в соседнем доме за бутылку водки… и почему-то мне думалось, что он не грядки делает и не землю копает, а две могилки роет. Удивительно было то, что когда Гриша подошел ко мне, то так и сказал: «Посмотри на мою работу, издалека похоже как две могилки: одна бабушке, другая дедушке. Осталось только кресты поставить…» Потом мы открыли бутылку водки.

Когда я вижу как Гриша играет на гармони, когда слышу с какой тоской воет он свои песни, то мне все время жутко и чудится, что минуту назад, он ударил кого-нибудь своим топором в темечко, не по злобе, а по «утонченности своей натуры» и так ему самому плохо от этого, так тяжело и грустно, что берет он свою гармонь и начинает играть жалобные и тоскливые мелодии.. и что, на самом деле,  не  он сам поет «писклявым голосом», а убиенный малолетний сын завывают в его глотке с желанием вырваться на свет божий.

Так грустно и мрачно от всего этого и мне делается, и мысли мои, так или иначе, к одному сводятся — иметь не фотоаппарат, а топор. Каждый вечер ставить его у изголовья кровати, утром точить лезвие и поглаживать деревянный черенок — любить словом. Любовь, она, знаете ли, рождается даже в неживых предметах, от механических соприкосновений, а с душой человеческой и страдающей оживает в любых предметах… примерно так, по образу и подобию, как Господь наш человека создал. Словом любить и топор можно. Топор, он , знаете ли, самый главный предмет любви русского народа. Ну а потом, во имя этой любви будем жить, убивать и страдать. Так много и долго страдать, что в конце концов страданиями нашими гордиться будем.

3 мая 2010, на Волге.

* цитата из романа Достоевского «Преступление и наказание»

Инфа

Till 28/07/2009 on the Volga river. As I have already replaced the place of residence in the capital of our homeland (Moscow), now living between: Pushkin Museum, the Cathedral of Christ the Savior and the Kremlin (Gallery of fictional artist Glazunov — does not count). So, my private (landline) phone is not working (6324049). Contacts: mobile +7 916 012 4363 or +7 910 966 7609 [email protected] or [email protected] you are welcome…

До 28/07/2009 на реке Волга. Так как я уже изменил место своего нахождения в столице нашей Родины (Москва) и сейчас живу между музеем Пушкина, Храмом Христа Спасителя и Кремлем (Галерея фиктивного художника Глазунова — не считается) Поэтому мой стационарный тел (6324049) не работает. Контакты: моб +7 916 012 4363 или +7 910 966 7609 [email protected] or [email protected] всегда открыт для общения.