О политике

На Соловках мне снился Босх. Представляете какой впечатлительный человек? Вокруг кресты, монахи…. и туристы, чем то похожие на обреченных узников СЛОНа (Соловецкий лагерь особого назначения). Вроде как я среди современников… но медленно превращаюсь из туриста в лагерника, одетого в мешок из под картошки с тремя дырками — для головы и для рук… или вместо фотоаппарата у меня, вдруг, винтовка с пристегнутым штыком и вот — я уже конвоир, «вертухай»…»смирноооо, по четыре расссчитайсь!» Известно же, что СЛОН был «гениальным проектом» чекистов и полностью на самообслуживание по всей вертикали власти… узники могли стать надсмотрщиками и превратится из жертв в палачей. Так оно и было — круговорот морали и совести на отдельно взятом острове. Жутко. Жуткие сны.

Так странно, я был на Соловецких островах три раза и три раза на следующий день после прибытия практически не мог вставь с кровати в гостинице. Снимал только первый день, второй и третий — ужасная головная боль, тошнота и, стыдно сказать — диарея. Какая к черту может быть съемка для «морского проекта». Но как только я возвращался в Кемь — все симптомы сразу исчезали. Мистика, но может быть я действительно в своей прошлой жизни был замучен на «Секирке» или же сам замучил пару тысяч человек. Ведь были же и такие о чем мы постыдно скрываем до сих пор. Только с 1927 по 1933 на Соловках около 50 000 человек было похоронено, иногда заживо, в специальных ямах… канавах или в холодных водах Белого моря. Но были еще и те, кто погибли со времен Ивана Грозного и после 1930 года. Мне так кажется, что это самое чудовищное место в нашей стране — острова Ада на Земле. Но вместе с тем «Соловецкие острова одинаково привлекательны и для людей, ищущих веру, и для людей ищущих знания».

Это было всего 75 лет назад. Воспоминания бывшего чекиста Николая Громова, которые стали одними из немногих свидетельств главного «секрета чекистов» — зверства:

«По обе стороны дверей каждого из трех бараков для заключенных я увидел то, что Потапов называл «шпанским ожерельем»: оно было сделано из отрубленных пальцев и кистей рук, нанизанных на шпагат. «Ожерелья» висели у дверей так, что должны были бросаться в глаза каждому заключенному…

… когда я жил на Кондострове, там было 650 человек. Зимой с 1926 на 1927 (период когда нет навигации), когда там был начальником чекист Рева, на Кондострове умерли почти все заключенные. Сам Рева с открытием навигации приехал на остров Соловки и доложил в управление СЛОНа, что «все шакалы подохли», в живых остались только он сам, 15 человек надзирателей и 3 красивые девушки, состоявшие в сожительстве с надзирателями…

Я не знал в СЛОНе ни одной женщины, если она не старуха, которая, в конечном счете, не стала бы отдавать свою «любовь» чекистам. Иначе она неизбежно и скоро гибнет. Часто случается, что от сожительства у женщин родятся дети. Ни один чекист за мое более чем трехлетнее пребывание в СЛОНе ни одного родившегося от него ребенка своим не признал и роженицы (чекисты их называют «мамками») отправляются на остров Анзер… Они стоят в шеренгах, одетые в одежду из мешков и держат на руках своих младенцев, завернутых в тряпье. Порывы ветра пронизывают их самих, и несчастных детей. А чекисты-надзиратели орут, переплетая свои команды неизбежной матерной бранью…

В отчаянии многие женщины своих детей умерщвляют, выбрасывают в лес, в уборные, вслед кончая и сами жизнь самоубийством…

Из церкви (где содержаться «мамки» на острове Анзер или Голгофе, монастырское название), разумеется, все иконы, кресты и вся церковная утварь выброшены, и церковь представляет громадное, каменное, с цементным полом и высокими каменными сводами, грязное, закопченное, холодное, пустынное помещение. Вдоль всех четырех стен поставлены общие, грязные, кишащие клопами нары. Никаких столов и приспособлений для сиденья во всем здании нет. На все помещение, в котором можно поселить тысячу человек, находится всего одна маленькая печь, и в здании нестерпимо холодно. Посетив однажды этих женщин, я видел, как они, прижавшись друг к другу, в обнимку, лежали вокруг печи, подстелив под себя еловые ветки. При моем появлении они даже не встали, хотя за это полагается в СЛОНе тридцать суток «крикушника». Они просто не могли встать…

А вот что писали дети свои отцам в лагеря «с воли», тот же автор и те же свидетельства: «Дорогой папа, — писал Агаеву маленький сын летом 1929 года, — я в школу не хожу, потому, что ты контрреволюционер. Папочка, напиши мне, пожалуйста, письмо, что я не твой сын. А на самом деле, папочка, я всегда люблю тебя и ты — мой папа. Только письмо мне это надо, чтобы меня приняли в школу…»

«Припоминаются слова Дзержинского, сказанные им в 1924 году в Москве, на съезде начальников секретных отделов:»У меня одна школа находится на Лубянке, а другая на 65 градусе северной широты и 36-м восточной долготы (координаты Соловков). В этих двух школах самые лучшие чекисты».

И действительно, Соловки были первым лагерем, экспериментальным, а вскоре вся страна превратилась в один общий кошмар-ГУЛАГ. Когда ЕС уровнял фашизм со сталинизмом, поднялся наш патриотический вопль чуть ли не от первых лиц государства! Страну обидели! «Фашистами» назвали. А когда «соловецкая власть» полстраны в лагерях сгноила, а вторую унизила до состояния рабов и скота — то все это было во имя и во славу самого великого государства во главе с великими сталиными — путиными.

Вот немного о нашем патриотическом и многострадальном народе. Этот же источник «Соловецкий Лес Особого Назначения: «Терпеливая покорность является типичной для подавляющего большинства заключенных: многотерпелив и вынослив русский человек. Нарушается этот фон чаще всего попытками «ловчить», чтобы избежать «загиба» (насильственной смерти), да еще отчаянной и бессильной бранью, когда заключенный доведен до отчаяния. «Ловчат» заключенные подкупом (деньгами и вещами), доносами на своих товарищей, предельной угодливостью перед администрацией, телом (если речь идет о женщинах и тело у них еще привлекательное)…Случаи прямой и активной борьбы чрезвычайно редки, но и они выражаются в таких негероических действиях, как попытки побега и «письма» на бревнах и досках, которые отправляются за границу взамен на валюту молодому советскому государству. За «письма» со словами: «этот лес облит кровью и слезами» было расстреляно 125 человек. Два-три человека на тысячу — хоть как-то пытались сопротивляться…»

А теперь подумайте сколько в наше время на тысячу «ловчат», а сколько пытаются сопротивляться. Боюсь статистика не очень сильно изменилась, несмотря на то, что речь идет не о смерти, а просто о выживании. Все равно боятся и предпочитают «ловчить».

На самом деле с этого все и началось, соловецкий опыт чекистов был всячески поддержан Сталиным и произошло то, что мы до сих пор не осознали и не ответили на один из ключевых «русских вопросов», который поставила перед нами история репрессий в истории человеконенавистничества: мы знаем, что Репрессии были. Мы знаем как это происходило. Но мы не можем понять, почему одни люди с таким последовательным остервенением уничтожали других людей. У нас нет ответа на вопрос: «Почему?» Зависть к чужому богатству, деньги, идеология коммунизма или капитализма — не являются достаточным объяснением этих преступлений. Честный ответ на вопрос: «Почему это случилось?» где-то глубоко внутри каждого из нас. Это наше наследство на каком-то генном уровне. В памяти прошлой жизни, которая иногда пробуждается наяву или во сне для покаяния или для череды следующих преступлений. Если мы такие хорошие, тогда скажите мне, почему мы уничтожили 20 миллионов человек? Зверски мучили половину из них, а потом убили. Неужели только потому, что наша ненависть друг к другу сильнее нашей любви к великой России?

Мы никогда не будем нормальными людьми, у нас никогда не будет нормальное общество, если мы не признаем, каждый из нас и государство в целом, наши преступления против человечности. В нашей морали и совести фашизм от коммунизма отличается тем, что фашизм был побежден, где были победители и проигравшие, а коммунизм победил сам себя, где не осталось побежденных и все — только «победители». Казалось бы, мы дважды выиграли, но на самом деле, мы дважды проиграли. Зло победило зло, но в нашей совести не осталось места, чтобы признать это и начать новую историю, а не повторять те преступления, которые совершили наши предки и за которые мы несем хотя бы моральную, но ответственность. Сын отвечает за отца, точно также как «яблоко не далеко падает от яблони». История России — это отношения между палачом и жертвой. Точнее история их «любви».

Я не знаю почему я так реагирую на происходящее вокруг сегодня. Я — «ребенок Перестройки» и прекрасно помню как реабилитировали Троцкого, Зиновьева… всех «ленинцев революции», когда это стало угодно «новому коммунизму». Это было время, когда история пошла вспять, но этот процесс очень быстро остановили и больше не говорили о прошлом. Просто было незачем, мы все «победили». А я бы не реабилитировал Троцкого за преступления против человечности в Красной Армии, не реабилитировал бы Зиновьева за фальсификацию марксизма и идеологию лживого ленинизма, что и было началом всех преступлений против личности по классовым признакам. Это тоже «фашизм», как бы не называлось сейчас.

Вот так и получается — «Соловецкая Совесть», основанная на самых низменных качествах человека — тоже своего рода «СС». Просто мы несколько по-другому представляем себе нашу историю, что и подтверждает Закон, который недавно был озвучен Президентом и Думой не иначе как «преступление фальсификации истории». Из этого следует, что я тоже преступник потому, что я по другому понимаю историю моей семьи (следовательно и государства), которых репрессировали, расстреливали и высылали в Сибирь.
Иероним Босх, «Несение Креста«