"Ощущение Nikonианства"

Как бы тестировал камеру Nikon D700. Хочу купить. Зачем? — не знаю. Просто надо купить «кормилицу» говорят.

Что сказать про нее? — конечно это лучше чем Canon. Сейчас лучше. Кажется опять наступает эра Nikon для сумасшедших фиксаторов мира сего. Лично я не против, мне даже нравится, я начинал с Nikon и никогда не забуду фразу одного фотографа: «Дайте мне Nikon и я переверну мир». Но моей камерой остался Nikon F3 и видимо навсегда.

В начале кажется, что D700 лежит в руке не так, вроде бы как кнопки не под те пальцы, но быстро привыкаешь. Изображение почти «идеальное», многопиксельное и имидж весит примерно столько же мегабайт, сколько мое полушарие мозга, отвечающее за визуальную информацию. Скорее всего даже больше, потому что мой глаз не способен видеть такого количества мегопикселей.

Техническое совершенство не имеет границ, как я понимаю, и скоро мы будем снимать не для человека, а для компьютера, для его матрицы, которая более совершенна чем обычная сетчатка человеческого глаза. Меня всю жизнь учили что «камера — это продолжение моей руки». Оказалось — нет. Это продолжение моего глаза. Ха-ха. Несовершенного глаза, божественно сделанного и своего рода неповторимого. О руке больше не идет речь, пальцы сами находят кнопки. Речь уже о глазах, которые ближе к коре головного мозга.

Глупо спрашивать меня чем Nikon отличается от Canon сейчас. Я не знаю. Также глупо, наверное, спрашивать чем пистолет «ТТ» лучше чем «Макаров», не прада ли? Какая разница, если результат один и тот же. Вы просто достаете свой «ствол» — продолжение руки и начинаете извергать «гром и молнию». Совершенство. Как «Терминатор».

Но мне вспомнился другой фильм — The Final Cut (окончательный монтаж) с Robin Williams, где в ближайшем будущем обеспеченным младенцам вставляют в мозг чип-памяти, фиксирующий все события его жизни, а после смерти, делается «окончательный монтаж» фильма, который демонстрируется во время его похорон. Гениально.

Если немного интерполировать этот фильм, то становится очевидным, что профессии фотографа скоро вообще не будет существовать, останутся фоторедакторы, монтажеры, которые будут делать из вашей жизни сказку.

Не знаю… мне кажется технологический путь развития фотографии несколько тупиковым 🙂 По крайней мере, я бы хотел, чтобы вначале исчезла профессия фоторедактора, после критика и искусствоведа, разумеется. Что до фотографов с матрицей в глазу и чипом в мозгах — мне не интересно. Я буду лучше смотреть старое кино с Robin Williamsом.

Ну вот что приключилось со мной. Когда я брал камеру на тестирование, я забыл взять зарядку. Потом глянул на батареи, которые по форме были такие же как у Canon и тупо подумал — моя зарядка должна работать. Конечно она не работала и великолепный Nikon D700 просто лежал у меня дома. Странно, у меня не было азарта и фана что-то специально снимать, а когда мне нужно было снимать цифрой, я использовал свой старый Canon с таким же равнодушием, а пальцы даже привычнее искали необходимые кнопки.

Так странно, эта «японская балалайка» общей стоимостью в комплекте тысяч в шесть долларов, почти совершенство, оказалась для меня совершенно равнодушным «музыкальным инструментом». И вот я думаю, надо ли мне купить камеру? — говорят что надо. Кому надо? Мне надо. Другому мне.

P.S. Искреннее спасибо компании Nikon в Москве за безвозмездную возможность работать их камерой и оптикой. Это действительная отличная камера и мои «ощущения» не имеют ничего общего с техническим совершенством камеры ))

Между имиджем и картинкой

Больше-меньше, около 1000 имиджей я просматриваю каждый день сидя за компьютером, не считая того, что снимаю сам и смотрю по сторонам «глазами фотографа» на улице и даже дома, превращая обычное виденье в «мозговую фотографию «. Огромный визуальный поток. Каким то своим образом он откладывается в голове, раскладывается по полочкам или на одну полку.

Казалось бы, вот, ты нашел картинку, которые соответствует твоим представлениям о фотографии, ты печатаешь ее размером 50 на 60, кладешь на деревянный стол или вешаешь на стену и вдруг понимаешь — она рассыпается на «пиксели» как множества тех изображений, которые мелькали перед твоими глазами все теми же тысячами. Фотографии нет, она существовала только в рамках твоего монитора, она жила там и ей и тебе было комфортно, ты понимал ее, чувствовал, но как только она потеряла свою виртуальную среду обитания, своего виртуального зрителя, то и сама, как фотография, перестала существовать. Удивительное чувство. Не чувство потери даже, а чувство соприкосновения с разными точками опоры, с разными мирами существования.

Я понимаю, что «живая фотография» — это тоже не часть реального мира. Но я так воспитан и привык ее воспринимать таким образом. Фотография мне кажется частью реальности мира, а вовсе не потому, что я могу потрогать эмульсию, понюхать запах химии, помять ее или разорвать на кусочки. Вовсе нет. Я могу с таким же успехом нюхать монитор или выкинуть компьютер с балкона.

Но как же те, для кого фотография всегда существовала только в рамках экрана компьютера? Это огромный отряд зрителя-фотографа, который производит и смотрит самих себя. В конце концов это не так важно, что они производят вовсе не фотографии, а имиджи, мне кажется, гораздо важнее, что они не понимают, что существует другая реальность в которой есть другие правила обитания, другой вкус, другой запах и в которой имиджи никогда не будут фотографией.

Смешно, раньше мы могли показать плохие фотографии только своим друзьям и услышать слова одобрения. Почти всегда. Сейчас, свои даже самые плохие фотографии мы можем показать всему миру и от всего мира, от таких же как я сам — ужасных фотографов, услышать эти добрые и ласковые слова на френд-ленте, которые вдохновляют меня плодить имиджи все больше и больше. Наш мир расширяется, множится и теряет последние нити связи между собой, по крайней мере с миром, где фотография лежит на деревянном столе или висит на белой стене. Почему фотография все меньше идет в виртуальный мир интернета и все больше имиджей появляется на моем столе и моей «белой стене»? Почему этот визуальный поток несимметричен?

Я смотрю фотографии 19-го века, они мне нравятся, почти все, несмотря даже на техническое несовершенство и явный брак. Я иду в библиотеку и смотрю альбом. Они мне нравятся. Иду в музей и вижу «живые фотографии», они мне нравятся. Вы скажите это испытание временем? Ерунда. Это всего лишь то, что я никогда не видел реальность 19-го века, но хотел бы там жить. Почему? Кто-то назвал это «веком серебряным» и фотография, помнится, была тоже «серебряной».

В сущности моего восприятия действительности «время прошлое» уже само по себе есть «пространство виртуальное». Фотография — это всегда «время прошлое» превращенное в пространство на плоскости. И я смотрю двадцатый век, фотографии мне нравятся тоже, но здесь я должен выбрать те, которые мне нравятся больше. Я воспитан в 20-м веке. Я присутствовал в нем. Вот, я смотрю 21-й век и мне надо искать, долго искать фотографии, которые я мог бы полюбить, которые я мог бы положить на деревянный стол или повесить на белую стену. Здесь появляются «поводыри» и критики, которые говорят мне — иди туда и смотри то.

Я иду вместе со стадом, куда нас ведет пастух. Искать — значит трудиться. Чтобы получить удовлетворения от фотографии, получить наслаждения от ее просмотра, я вынужден затратить труд. Огромный труд. Я ленив и я иду вместе со стадом. Но вот в чем беда — я все равно не получаю удовольствия. Почему? — меня не туда ведут? Или я больше не способен получать удовольствие от фотографии? Или мне просто необходимо мерцание тысячей и миллионов имиджей перед глазами чтобы в какой-то момент я мог сказать «Стоп»… и повесить выбранную картинку на десктоп своего монитора. Я удовлетворен. Я был удовлетворен когда еще в начале 90-х 20-го века сканировал и превращал свои «серебряные» фотографии в «пиксели-имиджи» и был доволен прогрессом, теряя вкус к наслаждению и запах своей реальности.

"Отражение Лапина"

Однажды я спросил Александра Лапина:
— Как так получилось: не стало страны, начались локальные войны, исчезла система, которая влияла на весь мир. Мир перевернулся за 90-е годы, век и тысячелетие сменились, а ведь никто в нашей стране до сих пор не нашел в себе силы сделать фото-книгу об этом…. Есть ли у нас фоторедактор, кто мог бы взять на себя такой груз ответственности, собрать фотографии, авторов, проанализировать и выдать все в одной гениальной книге?

Лапин немного подумал, а потом ответил:
— Я знаю одного редактора…. иногда вижу его, когда смотрю на себя в зеркало.

Все говорят что у него сложный характер. Наверное сложный. Почему он должен быть простым? Eсли принимать человека таким какой он есть, то не имеет смысла говорить о сложности или простоте характера. Имеет смысл думать о содержании, а за формой наблюдать.

Я не знаю никого, кто бы когда-либо, за что-либо не обиделся на него. В том числе близкие ему люди. Когда Лапин написал прекрасную критику на цыганскую серию Ляли Кузнецовой, она жутко возмутилась, просто за то, что он употребил слово «цыганщина». За одно слово. «Как он мог использовать это слово? Я знаю его столько лет…» — спрашивала она меня. «Это не важно», — сказал я ей, — «Это самая лучшая критика, которую я читал и если для тебя важнее просто слово «цыганщина», а не отношение к твоим фотографиям, то снимай евреев и он вряд ли использует похожий жаргон», — пошутил я.

На закате Советской власти квартира Лапина на Пушкинской была в некотором роде «перевалочным пунктом» так ныне называемых «нонконформистов», а тогда просто фотолюбителями, которых никто, никогда и нигде не хотел или не мог публиковать, но которые выражали в своих фотографиях мысли, эмоции и ту «правду», которая обсуждалась исключительно на кухнях… Они приходили на кухню к Лапину и начиналась история, та история, которая в конце концов оказалась реальностью и стала называться Фотографией, а не пропагандой режима.

Значительно позже, когда появился «глоток свободы», Перестройка завершалась своим «победным шествием» и когда нонконформисты открыли для себя мир больше, чем «кухня Лапина», к Лапину стали приходить другие люди, другого поколения, которых он учил фотографии, композиции и главное — осмыслению своей работы. Эти фотографы, те кто учились у него, и будут представлены на выставке в следующий вторник. 300 фотографий. Самых разных по стилистике и жанру. Наверное, это и есть то отражение, о котором сказал Александр Лапин, отвечая на мой вопрос: «…иногда вижу его, когда смотрю на себя в зеркало». По крайней мере я так это понимаю.
Фото Игоря Мухина (Александр Лапин, 1988, Хельсинки)

P.S. Выставка откроется 26 мая в 19 часов в цехе «Белого», на Винзаводе стало быть, где никогда не делали «Lapin Kulta» , а ныне «перегоняют» искусство в искусство современное и актуальное — тоже «опиум для народа» ))