Антон Чехов написал эти строки до путешествия на Сахалин (1890), в повести «Огни» (1888), которая считается наиболее автобиографичным произведением писателя:
«Мне было тогда не больше 26 лет, но я уж отлично знал, что жизнь бесцельна и не имеет смысла, что всё обман и иллюзия, что по существу и результатам каторжная жизнь на острове Сахалине ничем не отличается от жизни в Ницце, что разница между мозгом Канта и мозгом мухи не имеет существенного значения, что никто на этом свете ни прав, ни виноват, что всё вздор и чепуха и что ну его всё к чёрту.»
Больше года назад я задался целью понять почему же Чехов так стремился на Сахалин? Знал бы, помнил бы эту цитату раньше, наверное, догадался бы. Меня, конечно, не удовлетворяли аргументы, которые известны в письмах писателя к своему издателю и я совсем не верил советско-российским критикам и чеховедам, которые превратили субьект своего исследования в божество, сравнимого на Сахалине разве что с культом Ленина на материковой части России. Так я с удовольствием прочитал эссе Андрея Битова, несмотря на ряд неточностей, которые в нем присутствуют:
«Но чем станет ХХ век для России — Чехов чувствовал кожей, как та японская рыбка, что предсказывает землетрясения. Иначе зачем ему было отправляться в Японию сухопутным путем, зная свой диагноз (туберкулез кишечника), жестоко маясь животом, через всю Сибирь, через весь Сахалин? Чтобы, как он писал в письме кому-то, «пересчитать японских блядей»?.. На Японию как раз у него сил и не хватило. Пересчитывать ему пришлось ссыльных. Все силы у него ушли на путешествие по будущему ГУЛАГу. Он написал книгу «Остров Сахалин», которую, кроме специалистов, никто не прочитал, как и пушкинскую «Историю Пугачева».
Пушкина сочли историей, а Чехова — географией».
Несмотря на биографические и географические неточности в посыле — блестящий вывод, не правда ли? И чеховеды немедленно обрушились на Битова в своих негодованиях.
Больше года, путешествуя по Сахалину и Курилам, меня не покидало желание узнать действительные причины посещения Чеховым Сахалина. Мне казалось, что существует что-то личное, но вместе с тем, общественно значимое, что побудило писателя предпринять такого рода отчаянное путешествие. Более того, я уверовал, что если узнаю истинные причины, то смогу объяснить и свое столь долгое пребывание на островах, которые очаровывали меня с каждым днем все больше и больше.
Измученный любопытством и почти в отчаяние, я написал письмо с Сахалина в Королевский университет Лондона чтобы найти, с некоторых пор нелюбимого в России, профессора литературы Дональда Рейфильда, который преподает там русскую литературу. И уже на следующий день, я получил ответ:
«Когда я писал биографию (Чехова), то старался побывать во всех чеховских местах, а до Сахалина не смог доехать. Теперь же, после моих высказываний о Грузии и НКВД-КГБ, меня уже не пускают в Россию. Что касается причин, побуждающих Чехова пойти на такое опасное для него путешествие, мне кажется, есть несколько:
(1) Его оскорбляли «левые» критики, обвиняющие в том, что описывает страдания народа, но ничего не предпринимает, чтобы облегчать эти страдания;
(2) Семейные и любовные дела его до того обременили, что единственным выходом бежать без оглядки туда, куда даже письма не доходили. Так как он плохо владел европейскими языками, Сахалин оказался самым удобным убежищем;
(3) Он был в это время горячим почитателем Пржевальского, и его путешествие повторяет (вплоть до Николаевска) первое путешествие этого конквистадора;
(4) Он знал, что обречен своим туберкулезом и, не в первый раз, нарочно решился на дело, которое усугубит опасность смерти;
(5) Он хотел быть не только блестящим литератором, но и общепризнанным врачом: Сахалин будто бы представлял ему возможность научных открытий».
До сих пор это самый исчерпывающий ответ на мой простой вопрос.
