Poldermeisje/Полдер-девушки.


(Amsterdam.)In een nog flauwe geur van tulpen en verse kaas, te midden van prostituees en junks, in een broedplaats van democratie en schijnheiligheid, tussen land en zee en broeikaseffect, is het Poldermeisje verrezen. Een kennismaking met haar is als een avontuur in een darkroom — je weet nooit wie je treft en wat de gevolgen zullen zijn.

Het Poldermeisje is geen feministe, maar wel geëmancipeerd; haar persoonlijkheid kan mannelijke opvattingen over moraal en ethiek uit het Stenen Tijdperk verpulveren. Ze is eerder egocentrisch dan afhankelijk van mannen, maar tegelijk droomt ze ervan te trouwen met haar vriend met wie ze al tien jaar samenwoont: om tenminste één keer in haar leven haar spijkerbroek te verruilen voor een chique trouwjurk. Ze is geen blondine en geen brunette, niet mager en niet dik — ze is de polder, niet beschermd door een man, maar door een dijk.

Ze kan vrolijk zijn en verdrietig, liefhebben en haten. Maar net als in vroeger tijden leeft ze zolang ze iets voelt. Beschaving verandert de vorm van het leven, niet de inhoud. De inhoud wordt door menselijke gevoelens bepaald.

С остатками запаха тюльпанов и свежего сыра, в среде проституток и наркоманов, в инкубаторе демократии и лицемерия, между землей и морем, в условиях парникового эффекта была выращена polder meisjes.
Знакомство с ней всегда напоминает приключения в «dark room» — никогда не знаешь на кого нарвешься и какие могут быть последствия.

Она не феминистка, но эмансипирована и ее индивидуальность может разрушить мужские понятия о морали и этики времен первобытного человека. Она больше эгоцентрична, чем зависима от мужчин, но вместе с тем мечтает выйти замуж за бойфренда, с которым живет уже десять лет и хоть один раз в жизни сменить джинсы на шикарное свадебное платье.

Она не блондинка и не брюнетка, не худая, не толстая, она — полдер, защищенная не мужчиной а дамбой.

Она может быть веселой и грустной, любить и ненавидеть. Но как когда-то, так и сейчас, она живет пока чувствует. Цивилизация изменяет форму жизни, но не содержание, сущность которого в проявление человеческих чувств

Ost-West express


(21-22 апреля, Moskau- Berlin).

— У тебя какой-то болезненный вид, — сказал мне сосед, как только вошел в купе вагона первого клаcса поезда «один-один», еще по-советски называемого East-West Express, Москва-Франкфурт-на-Майне.
— Болезненный вид? — спросил я.
— Ну да, надо бы выпить. Поправиться. Есть водка и есть шнапс… — ответил он. Начили с водки в России, закончили шнапсом в Германии.

Путешествие на поезде, это совсем другие ощущения чем на самолете. Здесь время останавливается , но люди продолжают жить. Здесь нет взлетов и посадок, а есть монотонный стук колес, как стук времени или стук сердца, который завораживает тебя и заставляет думать, читать газеты, спать и опять думать.

Когда я лечу на самолете, мне кажется, я живу в будущем. Пристегиваю ремни, пью виски с колой и пялюсь в лептоп или маленькое окно большого лайнера, стараясь угадать ритм времени, скорость и расстояние. Я не живу. Я боюсь. Я лишь угадываю будущее по ударам закрытия-открытия шасси, по работе закрылок, по реву турбин, по времени турбуленции в районе серебристых облаков, по нечленораздельным репликам капитана или по фиктивной улыбки стюардессы, которая приносит мне пищу в пластиковой коробке. Мое будущее предопределено конкретными правилами, какими-то одинаково-бесмысленными, которых я не понимаю, но должен выполнять. Ритуал, который должен вызывать во мне чувство надежности и доверия. Ритуал, который я не в силах изменить и в который также включена возможная катастрофа, террористический акт или смерть от инфаркта. Полет в самолете напоминает мне религиозное чудо в которое если кто-то хотя бы один верит, мы продолжаем лететь, лететь в будущее, которое весьма призрачно.

Совершенно другое ты испытываешь в поезде. Ты, как бы медленно возвращаешься в прошлое, в свою память, которую ворошишь для собеседника или просто для самого себя. Ты живешь настоящем в пяти квадратных метрах своего купе, но вектор твоей мысли все равно направлен в прошлое. Назад. Я не боюсь прошлого, потому что оно определено, обнако будущее вызывает во мне страдание от несовершества знаний и отсутствия веры в судьбу.

— Извини, я простой немецкий киргиз. Из городишка Такмак, к востоку от Бишкека — твердит пьяный немец-сосед уже в сотый раз , — Даже отец мой не знал, кто мой дед и как он попал в Киргизию. Деда расстреляли в 1937 году и он ничего не успел сообщить будущему поколения или не мог, или не хотел. Все что я знаю — немец, родился в Киргизии

Я не знаю прошлого, кроме своих пятидести лет, да и то припоминаю смутно…Не знаю будущего потому, что оно связано с страной о которой я тоже ничего толком не могу сказать потому, что не родился здесь и всю оставшуюся жизнь буду чувствовать комплекс неполноценности советского ничтожества и затхлость идеи социальной справедливости. ..
С женой познакомился в Вологде. Там служил в Армии. Шел по корридору казармы. В корридоре было два телефона, один местный, другой городской. Когда я проходил мимо, они зазвонили оба. Я не знал какой взять, раздумывал…взял городской. Это звонила моя будущая жена. С тех пор прошло тридцать лет. Но до сих пор меня мучает вопрос, кто звонил по другому телефону? Может мой командир? И может быть, я бы стал тогда прапорщиком? — смеется он.

Виталий Янзен — дальнобойщик времен СССР. Работать по этой специальности в Германии он не смог. У коренных немцев другие представления об этой профессии. «Тотальный контроль и отсутствие всякой свободы передвижения, — уверен Виталий, — Они контролируют все: остановки, маршрут движения, груз и меня в том числе. Круглые сутки»

Скорее поэтому вот уже 7 лет Виталий делает цепи. Kette. «Цепи нужны всем, — убеждаем он меня, — цепи для эскалаторов и машин, цепи нужны даже людям, — уверен он. Он работает на прессе, 350 тонн давление.
Верх-вниз, вверх-низ. Делает дырки. Восемь часов в день. Вверх-вниз. Правой рукой. Вверх-вниз, потом левой. Крафт-Дрюк (Сила-давление). Крафт-Дрюк. 7 евро в час. Kraft-Druck.

— Я доволен потому, что остальные 16 часов — свободен. Свои 2 тысячи в месяц я получаю. Один раз в пять лет мы едем в Вологду, на Родину жены, потому что у меня своих родственников нет….

— К нам, однажды, китайцы приехали на стажировку. Ну, учиться как быстрее работать. Крафт-дрюк. Очень смешно.
Они сказали если бы у китайцы работали как немцы, то всех бы уволили сразу. Немцы медленно делают Крафт-дрюк…

Гер Янзен, немецкий киргиз, сошел с поезда на станции Гамбург. Его встречала жена на старом фольксвагене, но он мечтает купить ей подержанный мерседес класса S, однако тогда они еще не скоро смогут приехать в Вологду.

Когда я выходил из поезда Est-West express, проводник вагона Гоша спал в своем купе «убитый» польской водкой, которую ему подарил мой сосед Виталий Янзен. Я положил 120 рублей на стол за чай и вафли и вышел в Дюссельдорфе на встречу новых ощущений. Чем дальше я удалялся от России, тем меньше мне рассказывали про нее. Признаться, я рад этому.

Saab & Macintosh


Не знаю почему, но у меня есть какая-то тупая уверенность, что лучший комп — это макинтош, а лучшая машина — Saab, несмотря на то, что весь мой опыт говорит обратное. Однако, я продолжаю тратить деньги на очередной мак или очередной «вертолет» с дурацким знаками обкусанного яблока или дышащего огнем шведского монстра.

Мой путь лежал в Углич. Просто хотел знать кто убил царевича Дмитрия, но ровно на полпути, мотор сааба «взорвался». Остатки сцепления были разбросаны под капотом, а двигатель изрядно дымился.
Был вечер, машин мало. В основном московские и ни у кого нет даже веревки, чтобы зацепить мою машину или повеситься.

В конце концов нашелся умелец из Ярославля, который скрутил какие-то остатки проволки с бельевой веревкой и зацепил сааб за свой форд-фокус времен Президента Никсона. Все было бы хорошо, если бы не буксир всего в два метра, ну еще бы водитель форда ехал бы меньше 100 километров в час. В какой-то момент я даже подумал, что он просто забыл про меня и продолжал ехать в обычном режиме, объезжая колдобины и ямы на большой скорости. Когда веревка лопнула, форд-фокус еще продолжал ехать несколько километров. Я вновь сидел в машине на обочине и сильно ругался. Ощущение примерно такое, как будто только что сорвался с петли ;-0

Однако, водитель форда оказался очень милым и минут через двадцать вернулся с растерянным видом.
Альтернативы не было и мы опять зацепились. Вскоре я оказался в Угличе, в доме на берегу реки, где живет моя мать и сестра. Будучи протестантами, они по-своему объяснили происходящее…

Я же просто пью алкоголь в местном баре на Успенской площаде и размышляю откуда вызвать эвакуатор из Москвы или Ярославля. Макинтош, все-таки работает, но зная нравы моих лже-любимчиков, я чувствую себя не уверенно…Что касается расследования убийства царевича, то пока я только вычитал в местной газете, что Джони Депп будет исполнять роль Лжедмитрия и, может быть, посетит великий Углич. Может быть я дождусь его …