(Пермь). Если «театр начинается с вешалки», то Россия начинается с ГУЛАГа. Если не с тюрьмы и лагерей, то точно с угнетения личности. Здесь, в бывшем лагере, можно сказать на «второй родине» Сергея Ковалева (он долгое время здесь сидел), в Перми-36 и 35 я просто пытался понять по какому такому умыслу человечество из века в век воспроизводит структуры власти готовые порабощать общество и личность?
Почему в этих структурах, как бы они не назывались всегда присутствует элементы и формы самого примитивного и феодального рабства? Почему человек, униженный этой властью, находит в себе радость в унижении себе подобных? Почему он идет во власть, не всегда ради обогащения, но всегда с удовольствием менеяет роль жертвы на роль палача? Почему пирамида или «вертикаль власти» так соблазнительна, если это всего лишь власть чиновника над просителем, стражника над арестантом, почему эта власть так заразительна что получая ее, человек мгновенно забывает о человеческих достоинствах и принципах гуманизма?
По иронии судьбы рядом с бывшим ГУЛАГом (ныне едва выживающий музей), на берегу реки, находится психиатрический интернат, где больные люди без особого присмотра бродят вокруг бараков и ШИЗО под марши и поп-музыку, звучащую через огромные «спикеры» . Как нам объяснили такие мелодии положительно воздействуют на психически больных граждан… Они становятся дисциплинированными.
P.S. По странным для меня обстоятельствам, я обнаружил, что здесь в Перми-36 был заключен Николай Браун (поэт) за монархические убеждения и покушение на мавзолей Ленина в период Советской власти, но я познакомился с ним в 70-е годы, когда был школьником, в Сибири (Томская область), где он жил на «поселении», а я родился там…. Николай (по отцу тоже Николай) работал кочегаром и я иногда заходил к нему будучи лет так 10-11. Не могу сказать, что мне были интересны его разговоры, меня очень интересовал тогда процесс сгорания угля и дров в топке. Однако помню, как он достаточно легко убедил меня однажды, что не все фашисты были на самом деле фашистами. Для меня это было открытием, но я быстро согласился с его аргументами, которые сейчас кажутся вполне обычными.
Еще он питался в столовой номер 2 и всегда покупал много хлеба, который потом раздавал бездомным и голодным собакам. Когда я спросил его зачем он это делает, он ответил: из-за милосердия… Это было тогда новое для меня слово и его смысл… Кроме того, что он кочегар, мне еще нравились его американские джинсы в которых он ходил даже в сорока градусный мороз.
Я думаю, что даже на мое поколение «лагеря» оказали существенное влияние…хотя, может быть, просто потому, что я родился там, где их было множество.
