Ванинский порт: "Прощай навсегда материк.."


(Комсомольск-на-Амуре — порт Ванино). Проснуться в поезде и увидеть за окном море — уже приятно. Пусть это не очень теплое море, но, по крайней мере, это начало океана, а не какая-нибудь «черноморская лужа», где вдоль берега только красавицы в розовых бикини и «мажоры» в голубых шортах.

Ванино — суровый морской порт. Транспортный узел железных дорог и морских путей на Дальнем Востоке. Это тоже дорога на Магадан. Можете убедиться в этом, читая роман Солженицина «Архипелаг Гулаг» или Евгению Гинзбург «Крутой маршрут». Даже не хочу говорить об этом. Устал. Вся дорога от Москвы на Восток — одно и тоже. Лагеря. Здесь музыка, шансон, про ванинский порт… Мало что изменилось. Путешествие по России, история страны, рассказанная людьми, а не прочитанная в учебниках, может быть причиной разного рода настроения, но главное из них — это депрессия и тоска.

Порт Ванино во время «путины» (июль-сентябрь) забит рыбаками, «рабочими моря» со всех районом бывшего Советского Союза, забит почти также как ЗК-ми во времена «великой репрессии» народов СССР. Но есть одно отличие — сейчас едут добровольно и только в этом ведется какой-то прогресс развития нашего общества. Едут на заработки — добывать и обрабатывать рыбу. Спят на полу вокзала, на улице и ждут, ждут паром, корабль на остров Сахалин… или дальше на Курилы. Отношение к этим людям администрации порта почти такое же как к ЗК-м 37-го — отчужденно презрительное. Им почти не дают никакой информации о прибытии судов, создают суматоху у билетных касс и как результат такой деятельности — с удовольствием берут взятки за нелегальный проезд на Сахалина. Все платят в надежде, что заработают больше, но далеко не всегда это получается. Удивительно, но люди подобны рыбам стремятся туда, куда гонят их инстинкты. Не важно какие инстинкты.

Я стараюсь быть оптимистом. Я в принципе — оптимист. Мне нравятся места на планете, где лицемерие цивилизации работает только до первой рюмки алкоголя. Это порт Ванино. Здесь все публичные девки выглядят хуже чем старый рыбацкий баркас ниже ватерлинии у которого не чищена подводная часть от водорослей и моллюсков со времен капитана Нельсона, извините, лорда Нельсона. Здесь элегантные военные моряки теряют свой лоск и «эстетику флота» уже после третьей рюмки «паленой» водки на берегу. Я бы мог жить здесь, если бы мне платили даже 1/4 гонорара. Я был бы счастлив.

Здесь уже та Россия, где можно есть рыбу и «гадов морских» без малейшего опасения быть отравленным. Здесь живут моряки. В ресторане с тривиальным морским названием «Фрегат» я заказал:

1. Салат из мидий.
2. Краб запеченный по-флотски. (Не знаю что значит, но было вкусно)
3. Кальмар жаренный с луком на сковородке.
4. Пиво «Асахи драй».
5. Растворимый кофе «Максим» (ужас) и коньяк «Хеннеси ВС».
6. Сопутствующая музыка — криминальный шансон и живая музыка из репертуара «Ласкового мая», что-то про «и опять напрасно и опять напрасно…» Конечно с танцами в центре зала и громкостью на полную мощность.

Общий счет 1100 рублей. Из них 310 рублей за 50 грамм французского конька и 120 рублей за японское пиво 0,75 литра (очень хорошее пиво). Смешно, на бутылке приклеена этикетка по-русски где объясняется, что пиво «Асахи драй» в Японии употребляют успешные люди, бизнесмены и художники потому, что пиво «Асахи драй» вызывает у них порыв к творческой деятельности…

После Ванино, больше не сяду в поезд. Не могу. Дальше только по морю, по морю…
(Олег Климов)

"БАМеры"

(Тында-Комсомольск-на-Амуре). БАМ — Байкало-Амурская магистраль. Стратегическая идея Сталина (БАМлаг) и Брежнева (комсомольская стройка). «Гениальный» проект времен СССР.

Ныне БАМ — «старуха у разбитого корыта», сказка в которой был и старик, и золотая рыбка. Несостоявшиеся мечты.

Когда спрашиваешь местных людей о «комсомольцах-добровольцах» времен эпохи Брежнева, они только немного стеснительно улыбаются. Знаете, такая «улыбка и неудобство» одновременно, когда бывает неудобно сознаться, что вас обманули. Примерно такие же чувства испытываешь, когда тебя надуют в какой-нибудь современный «лохотрон». И в том и в другом случае работает психология, основанная на одной или другой идеологии.

Есть два вида «бамеров»: те, кто уехали и те, кто навечно остался на БАМе. Первым свойственно романтизировать «стройку века» от куда-нибудь из Москвы или Ленинграда, вторым — вот так, в лучшем случае, «неудобно улыбаться» между Тындой и Комсомольском-на-Амуре.

Уехали те, у кого были деньги и кому было куда уехать. Остальные остались еще и по причине того, что продолжали верить, что гигантское строительство не может быть просто так брошено на произвол судьбы и выживание в условиях вечной мерзлоты.

Первый БАМ строили ЗК, после Отечественной войны им помогали японские военнопленные. Удивительные истории здесь рассказывают. В основном люди умирали от голода, холода и от сердечной недостаточности — инфаркт.

Погибших закапывали вдоль железной дороги, не очень глубоко по причине мерзлоты. Когда комсомольцы продолжили начинания ЗКов и инородцев- японцев, то обнаружили множество открытых могил. Странность заключалось в том, что практически все похороненные были с разбитыми черепами. Выяснилось позже, что если стражники не были уверены в смерти ЗК-рабочего или что это не симуляция смерти, то для верности ему разбивали лопатой череп. Вместо контрольного выстрела.

Может быть, я слишком много говорю о лагерях и тюрьмах, но это действительно так, после Москвы на Восток — бывшие или настоящие лагеря и тюрьмы. Поселения. Репрессии. Везде. Если думать об этом, можно сойти с ума от ощущения в какой стране мы живем…

БАМ — это тоже «машина времени». Здесь как и раньше работают столовые самообслуживания где можно взять котлетку, картофельное пюре, обильно политое коричневым соусом и стакан компота «по-флотски». В столице БАМа — Тынде есть Красная Пресня и есть Арбат. Вдоль магистрали легко узнать вокзалы всех бывших 15-ти республик СССР, которые строились их представителями. Здесь люди недоверчивы и неоднократно спрашивают фотографа есть ли у него разрешение снимать на БАМе. Разрешение от кого? — вопрос, который ставит в тупик даже милиционеров. Они просто не знают кто теперь дает разрешение снимать на БАМе. Они даже не уверены есть ли вообще БАМ.

Потомственный «бамер» Слава (37) у которого мать приехала в 1974 году на БАМ из Херсонской области Украины, не может вернуться в теплые края, потому что украинский морской климат противопоказан его жене больной астмой.

— Самый хороший климат для больных астмой — Тында, — уверен Слава, — Тем более если ты здесь родился. Все кто приехали сюда и прожили больше 30-ти лет, уже не могут вернуться в Россию потому что у них произошла перестройка организма под здешний климат. Я знаю много примеров когда люди уезжали от сюда и в течение двух лет умерли — инфаркт и сердечная недостаточность. Все здесь знают об этом и боятся уехать даже если и есть куда. Очень важно это сделать до 40 лет, потом просто опасно…

Я не нашел медицинского подтверждения этому рассказу, но по-человечески легко понять — «сердечная недостаточность» — диагноз нашей страны.
(Олег Климов)

07/07/07

(Чита-Сковородино). Обстоятельства жизни в поезде вынуждают наблюдать за пейзажем, вечно меняющемся за окном вагона. Если долго ехать то, в конце концов, это становится чем-то похожим на фильм в котором по каким-то причинам забыли сделать «Окончательный монтаж». Кажется было такое кино…

За ночь от Читы, ближе к станции Могоча, пейзаж изменился настолько, что теперь его можно даже назвать «сексуальным». Появились «лобковые горы» с растительностью очень похожей на двухнедельную небритость московских брюнеток… Как кто-то сказал из великих киношников: «Защита вечных ценностей в новых условиях и есть задача искусства кино». Он, наверное, имел ввиду другие ценности. Но я просто вспомнил об этом сейчас и мне кажется, что это великий киношник был «он», а не «она».

Начальник поезда «Новосибирск-Владивосток» предупредил меня, если я буду снимать мосты, станции и другие стратегические объекты Транс-Сибирской магистрали из открытого окна поезда, то ФСБ обязательно заинтересуется моей деятельностью…

Иногда мне кажется, что нашу страну парализовала параноидальной шпиономания, причина которой кроется в любви к секретам и тайнам, олицетворением которых, безусловно, является наш Президент. Случается я даже думаю, что это одна из причин «всенародной любви» женщин к лидеру государства в котором тайна сексуальной любви к человеку должна обязательно быть «государственной тайной». По крайней мере статистика (или пропаганда) говорит о том, что большинство женщин страны считают Владимира Владимировича «сексуальный мужчиной». (Прочитал в Читинской газете).

В конце концов это грустно, когда пейзаж за окном всего лишь напоминает «лобковые холмы» и ничего не говорит о секретах нашего государства. Однако начальник поезда Новосибирск-Владивосток оказался милым человеком и рассказал мне о том, что пейзаж за окном только летом кажется «таким притягательным». «Зимой, — сказал он, — Все выглядит иначе. Мороз до 60-ти градусов ниже нудя. До границы с Якутией, в некоторых местах, чуть больше 30-ти километров, а там — вечный холод!»

Я не стал говорить ему, что был в Якутии, где было больше минус 60-ти, а в моем номере гостиницы «Президент» города Якутска — плюс 30-ть на термометре, который весел в комнате. Это удивительная особенность северных народов — они любят жару в доме. Чем холоднее на улице, тем жарче в доме. Можно было открыть форточку, но через пять минут становилось ужасно холодно. Окно закрываешь и через 10-ть минут опять 30-ть градусов выше нуля. Я не мог спать то ли от жары, то ли от ожидания когда мне позвонят из «Сан-авиации» и предложат полететь на вертолете куда-нибудь, где кому-то совсем херово.

Они позвонили. Плохо было маленькому мальчику, который еще не умел ходить и только ползал по дому. Когда он пробирался из одной комнаты в другую, пьяный папа придавил его голову дверью и мальчику нужна была срочная медицинская помощь…Так или иначе, но мы прилетели в отдаленный район Якутии и оказалось, что хирург не нужен, нужен нейрохирург потому что мальчику было совсем херово.

Мы полетели обратно в Якутск. Теперь в салоне вертолета остался только я, потому что врачи вынуждены были задержаться в этой богом забытой деревне, на всякий случай… За окном был тоже пейзаж, но совсем другой — тундра и снег. Или просто белая мгла.

Я не смотрел в окно, а пытался согреться водкой до тех пор, пока о борт вертолета не начало что-то биться с ужасной системностью… Тогда я еще не думал о «белой горячке». За окном вертолета была неподвижная тундра, но пейзаж оживляло движение пробки бензобака вертолета, предусмотрительно привязанной на тонкую металлическую цепь. Пробка билась о борт вертолета и вместе с тем, из открытого бака, из-за разности давления наверное, вылетала жидкость, скорее всего керосин, по крайней мере я так подумал.

Я постучал в кабину пилотов. Они не отзывались. Я стал стучать сильнее и бить ногами. Не отзывались. Они там ни хера не слышали, они просто летели куда-то и слушали рок-н-ролл или болтали между собой о женщинах. Меня охватила паника. Я пинал дверь пилотов и потом бежал к иллюминатору посмотреть что там происходит нового… В салоне никого не было кроме шкур убитых животных, холода и паники. Паника, которая вселилась в мой мозг то ли от одиночества в салоне, то ли от пейзажа за окном. Впрочем, как от одного, так и от другого хотелось выть.

После страха и паники обычно бывает «равнодушие». Все равно…Когда один из пилотов вышел в салон, я пытался согреть руки своим дыханием. Водки уже не было, но было по-прежнему холодно. Он очень подозрительно посмотрел во все окна вертолета, вернулся в кабину и мы стали приземляться, прямо в «белую тундру».

Когда приземлились, этот же пилот закрутил крышку бензобака и мы полетели дальше… Уже в аэропорту Якутска, я сказал ему о том, что происходило со мной, он улыбнулся и просто ответил: «Хуйня, у нас однажды винт оторвался, слава Богу, это было на взлете. Нашим вертолетам больше сорока лет, всякое бывает, но мы до сих пор спасаем людей в тундре. Так и запиши себе в блокнот».

Я не записал, но запомнил и сразу же улетел в Москву и в течение всего полета пытался вспомнить где крышка бака у самолета.

Начальник поезда рассказал мне другую историю как состав поезда потерял последний вагон. Он просто отцепился. Пассажиры вначале ничего не поняли, но кто-то из них вдруг крикнул: «А поезд-то ушел без нас!» Веселились до тех пор, пока не услышали надвигающийся следующий локомотив. Паника. Стали прыгать из вагона. Толчея. Некоторые, говорит начальник поезда, даже хватали свои вещи и пытались их вытащить, расталкивая локтями других пассажиров… Повезло, машинист электро-тепловоза уже из далека заметил одинокий «голубой вагон» и стал экстренно тормозить… Все остались живы, только некоторые получили синяки и ссадины….

Вот что удивительно, люди не пытались спасти друг друга, они спасали свои вещи. Я помню в Степанакерте, во время землетрясения, уже в первые минуты, когда люди не понимали еще что происходит, некоторые из них, просто сразу начинали грабить сбер-банки и магазины. В течение трех минут срабатывал своеобразный «инстинкт» чуждый любому животному. Дальше было еще хуже…

Наблюдая «лобковые горы» всегда интересно знать, какими инстинктами или сознанием мотивированы мысли и поступки и что должен увидеть человек, чтобы помочь другому.