я все-таки считаю, что журналистика — это не мы, в смысле журналисты-фото-теле-радио.., а истории людей, рассказанные нами, несмотря на общую тенденцию позиционировать себя в журналистике выше и значительней, чем сам предмет журналистики. Мы чаще говорим и транслируем слова и изображения власти в сторону людей-населения и все реже слова и изображения людей-населения в сторону власти. При этом ужасно кичимся своей значимостью и причастностью. Потом боимся, когда нас бьют по лицу или отстреливают и начинаем требовать себе закон по защите журналиста как чиновника-депутата, который по неосторожности проворовался. Скажите мне, кому на милость одна газета, например вчера, напечатала три портрета Путина и три портрета Медведева? Почти одинаковые фотографии как по форме, так и по содержанию. Кто-нибудь в нашей стране не знает этих физиономий, снятых как на Советский паспорт? — все знают. Тогда какого черта? Хочу видеть хотя бы «бабушку в плаще и синяках», пусть хоть с портретом в руках Медведева и Путина, но не каждого из этих двух национальных лидеров, генийАлисмусов в отдельности и по три раза в одном издании. Пока не будет хотя бы информационного баланса между населением и властью, нас всех будет тошнить и будут бить по лицам, а не по физиономиям.
Глупость
«Метафизика присутствия»
В действительности нет ничего кроме изображения на фотографии, нет никого кроме изображенных субъектов на фотографии и понимать фотографию как некий единый мир просто некому потому, что нет соответствующей инстанции понимающей всю целостность. Целостность — «я», даже будучи фотографом с «полномочиями Бога» — создания изображений на фотографиях как целостного — не больше чем «я» — изображение на фотографии в ряду других равных изображений. «Всё» в фотографии тождественно «ничего». Смысл изображения конструируется в процессе ее создания или в процессе ее прочтения потому, что фотография как конечный результат — тривиальна, лишена глубины или навязана агрессивной сущностью фотографа, претендующего на целостность. Поэтому всегда необходимо действие, инициирующие мысль и освобождающие скрытые смыслы изображения, неконтролируемые фотографом.
Фотография является двумерным пространством для изображения. Изображение — автономная реальность. Все изображения на фотографии взаимосвязаны между собой по своим законам, наследуют друг другу и развиваются друг с другом. Добро пожаловать в другую — параллельную реальность…
Нанотехнологии…
извините, сегодня 3 человека сказали, что они получают мои старые сообщения (sms) и, как приличные люди, они звонят мне и спрашивают, что случилось…. Со мной ничего не случилось. Я с утра приехал в Питер из Москвы и вечером уеду в Москву из Питера. Все хорошо. Прекрасная выставка замечательных фотографов в St. Петербурге! Чо там с МТС или с моим телефоном — я не знаю… но я не посылаю старые смс даже новым знакомым.
«Письма на небеса»
Когда наш Президент, Дмитрий Анатольевич, выступил с обращением к белорусам(?) и россиянам на всех блогах и на всех каналах телевизора, я решил написать ему письмо прямо в ЖЖ:
Господин Президент, скажите пожалуйста зачем Вам три блога в интернете? — ведь у Вас есть целых три канала по телевизору. Тем более на комментарии граждан Вы все равно не отвечаете… — это как-то не по-блогерски…» Примерно так написал. Искренне и просто.
Ну вы то согласны, правда? Ведь странно же, по телевизору мы только и видим все знакомые лица. Эти лица еще и называются «медийными». А наших лиц никто уже и не показывает. Рылом не вышли — «немедийные» стало быть. Но в интернете то мы себя показываем все-таки. Правильно? Любуемся. Сквернословим. Грязью друг друга поливаем. Наше пространство, а тут вот, пожаловали «медийные» и чужую территорию метят, трафик накручивают.
Авторизацию от кремлевских модераторов я не получил, но тогда решил: первое письмо было написано Президенту как блогер к блогеру. Наверное нужно написать как фотограф к фотографу. Мне показалось, что мой первый комментарий не опубликовали потому, что он был вроде не в тему, не про белорусов и не про россиян, даже не про их общую любовь. Но если писать от имени фотографа к фотографу, то логично прицепить и фотографию, ну, ясно, обязательно авторскую, свою конечно. Должен же Президент знать какой фотограф ему пишет. Так я и сделал, фотография вверху и, на мой взгляд, повествует о единстве белорусов с россиянами (если только поменять один портрет справа). Ну и в тексте, конечно, я немного посетовал на то, что мне теперь как-то не очень ловко снимать камерой Leica потому, что «лейкой» теперь «поливает» не только Президент, но и все его окружение, а потом фотки продают за баснословные деньги… и покупают же некоторые. Я вот жду когда галеристы начнут покупать фотки у чиновников. Интересно же. Можно выставку сделать «The best of Russia». Но а у меня, написал я Президенту, почти не стало гонораров с тех самых пор, как все чиновники стали сами снимать и про Россию, и про Белоруссию. Ну, пожаловался…дескать за Россия обидно и за Фотографию тоже, российскую, конечно. Опять по-честному так написал. И искренне.
Авторизацию не получил! Видимо, если писать к Президенту как фотограф к фотографу, то нужно иметь аккредитацию в «кремлевском пуле». Жалко. Наверное, все-таки, следует написать Ему как гражданин к гражданину. Демократично. Но я не знаю про чо писать в этом случае…
Думал-думал, потом внимательно перечитал все написанное и так мне грустно стало, ну, знаете, как бывает грустно, когда вспомнишь письмо друга Ваньки Жукова к Константину Макарычу:
«… А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать…Я буду тебе табак тереть, — продолжал он, — богу молиться, а если что, то секи меня, как Сидорову козу. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к приказчику сапоги чистить, али заместо Федьки в подпаски пойду. Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком на деревню бежать, да сапогов нету, морозу боюсь. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить, всё равно как за мамку Пелагею. …. А Москва город большой. Дома всё господские и лошадей много, а овец нету и собаки не злые….
Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку… Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес: На деревню дедушке.… Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу»… Сидельцы из мясной лавки, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами…»
(Антон Чехов)