Из нашего окна площадь Красная не видна. Не понимаю зачем я здесь живу.
Буду снимать как дом строят. Строят их как грибы и будут жить там такие «червички» как в настоящих грибах. Будут меняться своими норками, продавать, давиться жилплощадью, а потом сдохнут…если «грибок» не развалится или его не срубит кто-нибудь, у кого из окна Красная площадь видна.
(Гостиница «Риф», Сочи. 7 августа 2006). Повар, пытаясь приготовить мне омлет, покончил жизнь самоубийством. По крайней мере омлета я не дождался. Кофе и сигареты — завтрак чемпиона. Есть только два способа мазохизма летом: остаться в Москве или поехать в Сочи. Даже грустно.
Сочи — затрапезный город с розами на грядках и на берегу (смешно сказать) моря, которое некуда не ведет кроме как в Москву — в «порт пяти морей». Вас достанут таксисты у трапа самолета, бляди у входа в гостиницу и официанты с услугой поменять пепельницу если вы даже не курите. Раздражает не отсутствие сервиса, а его навязчивость и пошлость.Местные жители — племя «папуасов», требующее дань с туристов за то, что они купаются в их вонючей луже и любуются их долбанными пальмами, посаженными романтиками-колонистами времен Очакова и покорения Крыма.
Удивляет количество женщин на один квадратный метр и отсутствие мужчин, если не считать местных мачо, которые едва справляются со своими задачами, разъезжая на УАЗиках с открытым верхом военного образца.Девушки почему-то обожают повязывать на бедра различного рода платки «а-ля парео», может быть, ностальгируя по временам «Ламбады» или просто считают это наиболее сексуальным проявлением женственности.
Здесь можно жить в отеле за 120 долларов в сутки и ждать свой завтрак с 9-00 до 10-00 или арендовать кровать за 3 доллара у бабушки в пару километров от моря, питаться хинкалиями из трупного мяса, покупать фрукты по московским ценам и делать вид что отдыхаешь, обгорая под лучами Солнца на диком пляже. Всегда есть выбор. Но в Сочи, между тремя и ста двадцатью долларами принципиальной разницы нет. Только блеф. Как в покере. «Прикуп» — не важно. Играл бы в покер — жил бы в Сочи…
(Углич, Ярославская область). В Угличе надо всегда ждать, верить в набат древних колоколов и уважать историю России. Уважать ее такой, какая она есть. Как в Великом Новгороде не любят Москву хотя бы потому, что Иван Грозный разрушил их первую «русскую республику», а новгородских депутатов насильно расселил в бараках на нынешней Лубянке, так и в древнем Угличе с недоверием относятся к московитам уже потому, что на них «грех убийства последнего сына Ивана Грозного — царевича Дмитрия».
— Меня назвали в честь царевича, — объясняет официант Дмитрий.
— Почему? — спрашиваю я,- Он ведь был совсем маленьким мальчиком, когда его убили. Страдал эпилепсией и был страшным на лицо. Он ничего не сделал героического если не считать, что его отец был кровожадный тиран, а мать, в конце концов, признала самозванца лже-Дмитрия, тем самым отрекаясь от настоящего сына, хоть и погибшего.
— Он — Святой, — просто отвечает Дмитрий, — Он — история нашего города и до сих пор наша надежда. Так моя мать считала, когда назвала меня, и я до сих пор так думаю.
— А мать, очевидно, Марией зовут?
— Не надо быть таким циничным, — гордо отвечает Дмитрий, — Я всего лишь официант и студент сыро-молочного техникума… но мы не считаем, что мать царевича отреклась от сына после его смерти. Для нее Дмитрий был всем смыслом ее жизни. Когда Иван Грозный изгнал Марию из Москвы, решив под старость жениться на английской принцессе, то только угличани радушно встречали ее у ворот города, с хлебом и солью. Как царицу, а не как монахиню. Когда москали убили царевича, только угличани страдали от этого преступления: их казнили и ссылали в Сибирь. Всем остальным, это было выгодное убийство.
Немного подумав, Дмитрий добавил:
— Если бы не убили царевича, то Углич Москвой бы стал!
Так мило. Вот только уже поэтому Углич — приятная сердцу российская провинция.
(На фото внутри церкви «На крови», построенной в честь убиенного младенца Дмитрия, позже приведеного к сану святых мученников.)
Есть республики, которые были созданы волей народа и парламента как Венеция, например, или республика Великого Новгорода. Но есть и республики, которые существуют исключительно в фантазиях граждан, одна из таких — «Республика Дербышки».
Дербышки — автономный район города Казани, был создан в результате эвакуации специалистов из Ленинграда в начале Отечественной войны. Здесь, в сосновом бору, в некотором отдалении от города был организован казанский оптико-механический завод (КОМЗ) и государственный институт прикладной оптики
(ГИПО). Завод был ориентирован на военную и космическую промышленность. Однако Дербышки никогда не были закрытым, так называемым, «почтовым ящиком», но вместе с тем люди живущие здесь чувствовали свою внутреннюю независимость то ли по причине своего «питерского» происхождения, то ли от того, что надеялись однажды вернуться на свою малую родину.
У них все было свое: свое начальство, свои магазины, свой профсоюз и даже своя партия. Уже после войны, они проводили свои митинги на 1 Мая и 7 Ноября независимо от города Казани. Конечно, все это было похоже как и в столице Татарской республики Казани, но на трибунах стояло руководство завода и института, люди гуляли по маленькому микрорайону, знали друг друга в лицо, здоровались и поздравляли с праздником и, конечно, выпивали на улицах «республики».
Однако, в конце 70-х, видя такую независимость «Республики Дербышки», городская власть быстро урезала полномочия района и обязала всех приходить на единую демонстрацию города. Об этой несправедливости до сих пор рассказывают старожилы Дербышек.
Примерно в эти же годы «советские хиппи» избрали место своей тусовки лесной массив Дербышек и питейные заведения. Здесь же их хватала милиция и в качестве наказание всех стригли наголо и мыли в общественной бане…
Была и некоторая «сексуальная» особенность «республики». Поскольку население было пришлым из северных районов, то в основном в Дербышках можно было наблюдать девушек и юношей со светлыми волосами и голубыми глазами, что весьма контрастировало с местным населением Казани. Даже следующее поколение «республиканцев», рожденное уже в Казани, продолжало себя считать уроженцами Санкт-Петербурга и мечтали вернуться в своей родной город.
Другая часть населения состояла из граждан Татарии, которые также приехали сюда из различных регионов. В результате получилось то, что Чингиз Айтматов назвал «манкуртами», а местные татарские националисты в период «Перестройки» использовали это для своей ненависти к людям смешанной национальности. В данном случае татар и русских.
Скорее всего, будучи в душе республиканцем, я познакомился со своей женой, которая как раз и родилась в «Республике Дербышки»…
