Комлекс Фрейда в кадетской школе.
(Томск, Сибирь). Что еще прививают в школе с милитаристским уклоном кроме патриотизма и умения подчиняться? Я был там всего лишь час и пришел к выводу — это комплекс Фрейда. Полная версия здесь (all images — of there).
опубликовано 25/12/06 из Томска
(9 мая, Углич). Это стал совсем грустный праздник. Местный парад начался тогда, когда закончился главный в Москве. Такая «вертикаль власти», которая «позаботилась» о ветеранах и дала им возможность посмотреть телевизор, где вот уже много лет подряд в этот день показывают танки, самолеты и Штирлица, теперь в цветном исполнении. Раскрасили…
Однако несколько десятков ветеранов уже в 10 часов утра прибыли на центральную улицу Углича. Их усадили на пластиковые стулья, специально приготовленные и они молча стали ждать своего местного парада. Наверное, ветераны хотели что-то говорить друг другу.., но им было трудно.
Почти у каждого участника войны был сопровождающий — родственник или просто кто-то знакомый. Некоторые с палочками или на костылях. Они сидели на стульях цвета «ультрамарин» и смотрели перед собой, побрякивая медалями на груди и ждали 64-го праздника своей Победы. Я подумал, наступит же такой момент, когда из них из всех останется только один — последний ветеран и его, скорее всего, будут возить на реактивном самолете в Москву на парад, потом по областным городам и так до тех пор, пока он не скончается где-нибудь под Сталинградом. Я помню, это был самый веселый и солнечный праздник, когда ветеранов было много и они веселились вместе со всеми. Больше этого не будет или будет как продолжение фарса.
В парадной колонне, после оркестра, двигалась администрация во главе с Элеонорой Шереметьевой (местная власть), которая в своем брючном костюме цвета «прокатной стали» напоминала танк Т-34. И, конечно, все нацепили «георгиевскую ленту» — показуха солидарности по указанию «Единой России». Надо же, когда кто-то, искренне, первый прикрепил на свой автомобиль такую ленточку, это было действительно чувством благодарности победившим в войне. Но когда к этому прикоснулась власть — ничего, кроме омерзения, это не вызывает, а многие ветераны даже не понимают, что эта «ленточка» означает… для них всегда символом Победы была Красная звезда, Красный флаг и товарищ Сталин.
Накануне дня Победы в наш дом от главы администрации пришла поздравительная открытка для ветерана. Но дом наш новый и в нем никогда не жил этот ветеран, да и адрес был ошибочный. Просто почтальон опустил открытку в наш почтовый ящик потому, что не было такого адреса в его списке, а открытку надо куда-то отправить… Моя мать, пережившая в детстве войну, пошла с этим письмом в администрацию чтобы поздравления нашли своего адресата. Тогда и выяснилось, что ветеран давно умер, а потом сгорел и его дом.
Элеонора Шереметьева говорила речь. Я еще никогда не слышал такой вздорной речи. Она говорила про мировой кризис, про покорения космоса и о Юрии Гагарине, говорила о том, что некоторые «реакционеры» пытаются превратить наших любимых ветеранов чуть ли не во врагов народа, но этого не получится потому, что живы еще свидетели того времени и они по-прежнему не дадут фашистам захватить мир… в заключение она сказала, что даже мать-природа подарила им в этот день прекрасную, теплую и солнечную погоду…Это было горько слышать. Горько и стыдно. По крайней мере мне. Я просто не понимаю, неужели у этих толстокожих держателей власти нет нормальных искренних слов, неужели они теряют нормальные человеческие качества, соприкасаясь с властью и деньгами. Неужели просто нельзя сказать искренне и по-совести?
В заключения парада и митинга ветеранам было предложены «боевые сто грамм» и гречневая каша. На Успенской площаде были выставлены столы, покрытые красной тканью и огороженные милицейской лентой по периметру. На каждом столе стояли цветочки в стакане и одноразовая пластиковая посуда: тарелка и ложка для каши; стаканчик для водки. Женщины, переодетые в солдатскую форму времен войны, подносили кашу и водку. Ветеранов было всего несколько десятков, они с трудом садились за стол и ждали…. Им наливали и они трясущемися руками, с трудом, вливали в себя свои «боевые сто грамм». В какой то момент мне даже показалось, что эти «сто грамм» могут превратиться для многих в последние «девять грамм»… Я не знаю статистики, но я знаю примеры, что ветераны умирает как раз в день Победы.
Те, у кого не было медалей на груди, были обязаны предъявить документы ветерана войны или блокадника, в противном случае к столу не допускались. Документы проверяла милиция или представитель администрации. Вокруг столов, за милицейской лентой собралось много людей то ли для того чтобы просто поглазеть, то ли тоже хотели свои «боевые». Все это зрелище напоминало поминки при живых еще «покойниках». На это было жутко смотреть…
Когда заиграли «Синий платочек» почти все женщины-ветераны стали плакать, а мужчины плакали уже после того, когда почувствовали «боевые» в своем сердце и голове…
Центр города был перекрыт. Автобусы не ходили или ходили редко. Я ехал на машине по второстепенной улице и увидел на остановке ветерана в медалях и с палочкой. Он возвращался с парада к себе в деревню и ждал автобус. Я отвез его и попытался поговорить.., но он почти сразу сказал, что у него испортился слуховой аппарат и он ничего не слышит… Мы всю дорогу молчали, это было больше «минуты молчания» и мне показалось, что я стал знать еще больше о войне, в которой они победили.
Самый раздолбай Пресс-секретарь и представитель по связям с общественностью — живет на Камчатке, самый раздолбай водитель самого большого «Крузера» — тоже живет на Камчатке и работает в одной конторе с
раздолбаем пресс-секретарем. Однажды они отправились в путешествие вместе, я был свидетелем и мы были одной командой.
На Камчатке есть только две дороги: «туда и обратно». Мы поехали «туда». Дорога упиралась в море, слева по борту была река, а справа — тоже море. Дальше нужно было двигаться по воде. Но водила-камчадал был специалист только «по сухому». Если ему удавалось промочить даже горло, то и по суше он больше не мог… начинал петь свою «песню моряка»: «Ты знаешь, чувак, у меня такая баба на материке была…а здесь они рыбой пахнут…»
Как только «Крузер» уперся в «прибрежку» Охотского моря, Водила сразу принял на грудь «водка-пиво» и мы потеряли его как специалиста по вождению автомобиля. Пресс-секретарь особо не переживал и просто сказал мне: «Знаешь ли, достопочтенный Олег, теоретически мы потеряли его на несколько дней, но практически он нам больше нахуй не нужен потому что дальше — мы двигаться будем морем!»
Но ждать «мореходов» пришлось еще пару дней. Водила продолжал пить с утра и до утра, а Пресс-секретарь временно стал совмещать должность представителя по связям с общественностью с профессией «водилы—камчадала». Так мы могли двигаться «от моря до магазина» чтобы купить водки с пивом нашему товарищу, а красная икра у нас и так была.
Все было хорошо: Водила пил горькую, Пресс-секретарь читал местную газету «Ударник» с профилем медведя, в зубах которого трепыхалась огромная рыбина. Совсем как «ваш Медведь» и «наш Народ». Я курил, слушал радио на «японо-китайском» языке и помогал Водиле разбавлять пиво водкой. Это была хорошая команда — камчатская.
Проблемы начались когда на этот маленький клочок земли, окруженный водой, пожаловали ГАИшники. Мы как раз столкнулись с ними, когда возвращались из магазина. Пресс-секретарь был за рулем, а Водила валялся «дома» — в вонючей «хижине Рыбака» в состоянии медитативного общения с Зеленым Змеем.
На вопрос ГАИшника предъявить документы, Пресс-секретарь почему-то ответил: «Я их дома забыл». ГАИшник посмотрел ему в глаза и спросил: «Где дома?». Пресс-секретарь ответил: «Да там.., в хижине Рыбака». «Ну, тогда привези их…»
Как я уже говорил, дорога была только одна: «туда-сюда» и убежать мы все равно никуда не могли. Но Пресс-секретарь не собирался возвращаться к ГАИшникам, объяснив мне: «Знаешь ли, глубокоуважаемый Олег, мои документы водителя выданы на другую фамилию, которую я с гордостью носил на «Земле Обетованной», а в документах на автомашину и в моем паспорте значится моя здешняя фамилия — камчадальская. Так что нам лучше не возвращаться на «место преступления»… Водиле больше водки не дадим, а завтра он вернется в наш угрюмый мир трезвенников из мира грез…и покажет документы ГАИшникам, если они еще будут здесь».
Когда Водила спал пьяный, он сильно храпел. Когда он спал трезвый — храпел по-другому. Так мы сразу поняли, что он совсем пьяный и вряд ли «просохнет» к утру.
Как назло через пару часов появились «мореходы» и нам срочно надо было «свистать всех наверх и срываться с якоря». Водила должен был доставить меня и Пресс-секретаря со всем скарбом прямо к морю… несколько километров от хижины Рыбака. Он с трудом забрался в свой «Крузер«, включил фары, шансон-музыку и пригласил нас: «Добро пожаловать на борт, джентльмены!» Мы пожаловали…
ГАИшники ждали нас. Долго ждали. Замерзли. Их продуло холодным морским ветром. Они промокли от дождя и сырого воздуха, вонючего воздуха, который невыносимо проникал в их легкие, горло и нос в виде запаха протухшей рыбы… В конце концов, они выехали искать нас, как раз в тот момент, когда мы «пожаловали» на борт «Крузера«. Встреча была неизбежна…
ГАИшники проехали мимо, потом резко развернулись и поехали за нами, мигая фарами. Но Водила был увлечен черт знает чем, то ли музыкой, то ли рассказами о «жизни на материке»… он ничего не замечал. Тогда ГАИшники врубили сирену и мигалки… Водила вздрогнул, резко нажал на педаль газа своего «Крузера» и почти полетел в сторону моря…
Пресс-секретарь спокойно посмотрел по сторонам и как-то даже вяло спросил его: «И куда ты собрался бежать, мудак? Впереди только море!» Водила не ответил, но резко свернул в какой-то проулок, через 50 метров там оказался тупик. Веселье только начиналось… Я вылез с пассажирского сиденья и увидел бегущих к нам ментов с пистолетами и криками: «Стоять!» Я остановился. «В машину!» Я залез в машину. Они подошли к Водиле и потребовали документы. Он ответил: «У меня нет документов и пошли вы все нахуй!»
Дальше была типичная ментовская разводка. Хотели отнять «Крузер» или водительские права Водилы. Точнее его в любом случае собирались арестовать… Все это усложнялось тем, что нас ждали «мореходы» и мы не могли опаздывать… Пресс-секретарь привычно стал звонить по всем телефонам: Петровичам, Санычам, Хуянычам… Они так все называют друг друга, видимо, лишний раз подчеркивая: «сын такого-то отца», а не «Бога-матери». Уважение стало быть…
Водилу, все-таки, развели быстро. Он отдал ментам свои документы и его заперли в машине. Я предложил взятку, но бдительные милиционеры гордо отказались. Здесь такие штуки не проходят, это вам не Москва продажная, могут и в море утопить.
Водила рвался наружу, «на воздух», «на свободу» и кричал: «Ребята, ребята, не бросайте меня…» а потом: «Вы чо, суки, решили кинуть меня?» Мне было стыдно, но я ничего не мог поделать и попросил ментов разрешения поговорить с Водилой. «У тебя есть деньги?» — спросил он.. «Не берут», — ответил я. «Тогда дай мне, все давай, может у меня получится!» Я отдал, хотя не верил в успех. Я был даже рад отдать. Это легко — немного купить совести за наличные.
Вскоре подъехал начальник Рыбзавода, он же «адмирал мореходов», вызванный Пресс-секретарем и попытался устроить «компромисс» с ментами. В итоге ГАИшники спросили у кого есть водительские права… и я сел за руль «Крузера«. Конвой последовал к хижине Рыбака, где мы должны были оставить автомобиль и от куда Водилу будут «этапировать» в ближайшую кутузку, километров за сто от моря. Наряд уже вызвали.
«Дальше двигаться будем морем!» — сказал с надеждой Пресс-секретарь. Но прежде он звонил еще каким-то «петровичам«, которые знают других «митричей«.
Мы еще не успели выйти в море, как Водила кричал на мой московский мобильный с гордостью: «Все отлично, чувак! Я на свободе! Даже права не отобрали! Знакомства, знаешь ли… Повезло короче. .. Я буду ждать вас на берегу… Возвращайтесь и попутного ветра! За деньги не дрейфь, все верну, пить не буду… сразу спать ложусь….»
В течение двух дней его телефон больше не отвечал… Он был пьян или спал пьяный.
Выходить в море при ветре 9-11, ночью и во время дождя, все равно стремно на такой маленькой посудине как МРС (малый рыболовный сейнер). Ее болтает вдоль и поперек, дальше рубки ничего не видно, да никто и не смотрит особо, что толку смотреть в мрак… Просто в какой-то момент понимаешь: «да пошло оно все нахуй» и сразу становится легче.
Когда я вышел первый раз покурить на палубу, Пресс-секретарь уже принял пару таблеток от «морской болтанки» на голодный желудок. Потом еще пару… потом еще. Всю ночь он не поднимался наверх. Делал вид — как бы спит. Я бы поверил… если бы его лицо не позеленело к утру. Оно было действительно зеленым.., как у «зеленого человечка». Шкипер подошел ко мне и сказал: «Пресс-секретаря надо вытащить на палубу. Каюта — да черт с ней, уже мыть надо, но ведь он помереть может…» 
Но я больше всего боялся, что Пресс-секретарь свалится за борт потому, что он ростом был под два метра и центр тяжести его тела выше чем высота борта судна. Но будучи человеком интеллигентным, он не мог просто тошнить на палубу, а переваливался за борт, несмотря на то, что палуба постоянно омывалась морской водой. Пресс-секретарю нужен был унитаз или хотя бы тазик, а лучше ведерко… Его шатало от дуновения ветра со скорость 9-11 м/с, он ужасно хреново выглядел и был похож на планктон, а мне было жалко и не понятно: какого хрена он поперся в море. Знал ведь… Тогда я подумал: «»Знаешь ли, достопочтенный Пресс секретарь, теоретически мы потеряли тебя на несколько дней, но практически, ты нам больше нахуй не нужен потому что дальше — мы двигаться будем морем!»
В это время рыбаки занялись своим привычным делом — браконьерством. Потом долго убегали от пограничников и готовились «сгрузить» всю рыбу за борт, так как вылов ее был в запрещенных на то водах Охотского моря… и проще избавиться от улова, нежели платить штраф. В это время Водила общался с «Белой горячкой» в избушке Рыбака.., а Пресс-секретарь пытался побороть «морскую болезнь» усилиями интеллекта, так как таблетки от «болтанки» больше не усваивались в его опустевшем желудке. Наша «команда» под натиском водки и моря умирала как выброшенная на берег рыба или, скорее наоборот, как умирает «человек за бортом».
Честно говоря, я верю в «теорию» моряков, что человек произошел не от обезьяны и даже не Бог его создал, а человек просто вышел из моря, как однажды был изгнан из Рая за прегрешения. С тех самых пор у человека есть такое странное чувство на уровне генов, желание — вернуться в Рай или уйти в море…говорить с Богом лицом к лицу, если Бог и есть море. А может то и другое одно и тоже, не зря же говорят, что Эдемский Сад был в дельте двух великих рек, выходящих в море. И не зря же говорят, что не всем туда открыта дорога… многие остаются «на суши», хотя и омывают себя изнутри и снаружи в надежде приблизиться к Раю. Красивая «теория»…
Мы возвращались. «»Шаланды, полные кефали..». Чем ближе к берегу, тем румянее становилось лицо Пресс-секретаря. К нему возвращалась жизнь. На берегу воняло протухшей рыбой. Я позвонил Водиле, его телефон не отвечал. Он спал. Еще или уже пьяный.
Когда мы сломали входную дверь в хижине Рыбака, Водила даже бровью не повел. По тому как он храпел, мы поняли, он еще пьян. Рядом валялось много пустых бутылок и элементы женского гардероба. Пресс-секретарь сразу стал читать местную газету «Ударник», я включил радио с «японо-китайской» речью и так уютно себя почувствовал всего лишь потому, что наша команда возвращалась к жизни на берегу, где нам и положено было быть, и было жить.
Фото: Пресс-секретаря, Олега Никишина, а остальное Олега Климова
— К часу дня надо быть у театра «Советской Армии». Там найдешь человека с газетой «Коммерсант» в руках. Подойди к нему и скажи: «Здравствуйте, я — журналист».
Примерно так это работает в условиях «суверенной демократии». Очевидно, «свободу симулировать нельзя, если ее нет фактически» поэтому и такая «шпионская» конспирация в условиях когда «верхи не могут, а низы продолжают хотеть!» 🙂 …Был час после полудня «Дня несогласных».
У театра «Советской Армии» действительно стоял молодой человек с газетой в руке, а рядом было несколько журналистов английской и французской прессы. Я вышел из такси и направился к ним. «Здрасти, я тоже британский шпион» — сказал я знакомому корреспонденту известной английской газеты.
«Человек с газетой» мило улыбался и сообщил, что он студент московского N института. Шпионов не оказалось поблизости и даже не был замечен ОМОН или патруль милиции. Ровно в 13-00 к ступенькам театра подъехала белая «девятка» с подмосковными номера, выскочили несколько человек в очках типа «RayBan» и в «полукомуфляже», открыли заднюю дверь авто: писатель- господин-товарищ-революционер-Лимонов — лидер Национал-большевиков — добро пожаловать.
«Писатель-революционер» был в старом морском «бушлатике», романтическое описание которого я помню еще по его романам. Черные джинсы. Черные ботинки на толстой подошве. «Космополитическая» бородка и усы — очевидное желание быть похожим на Троцкого, но, на мой взгляд, он больше смахивает на Калинина. Так или иначе «революционная символика» соблюдена. Это и понятно, как говорил Владимир Ленин: «Всеобщая вера в революцию есть уже начало революции«.
Интервью продолжалось не долго. Было холодно. Пламенные речи говорить не хотелось. Замерзшие журналисты «не возбуждали» Лимонова, а соратников по партии было не много. Поэтому он предложил всем разойтись по машинам и ждать назначенного времени, чтобы нам всем вместе появиться на Триумфальной площаде ровно в два часа. «Я не хочу попасть на митинг коммунистов», — объяснил Лимонов. До двух часов там проходило разрешенное собрание КПРФ, после которого НБП обещала устроить «свое продолжение».
Ждать пришлось недолго, минут через пять недалеко остановилась патрульная машина ГАИ. Было видно как они с кем-то говорили по рации и вскоре направились к «девятке» Лимонова. Проверили документы водителя. Раз. Проверили документы пассажира-охранника на первом сиденье. Два. Проверили документы у Лимонова и второго охранника. Три. Открыли багажник. Четыре. Начиналась игра а «кошки-мышки», когда «кошка» знает, что съест «мышку», но всем хочется покуражиться, а мы здесь для того чтобы за этим наблюдать.
— Господин фотограф, милицию снимать запрещено!
— Я не господин, господа все в Париже, — ответил я словами Шарикова, но он, кажется, не понял и повторил угрожающе: «Разрешения спрашивать надо!»
Ничего запрещенного в машине не оказалось, даже «оружия пролетариата» — булыжников не было замечено в багажнике автомобиля. ГАИшникам пришлось удалиться. Но было очевидно, что за пяточком у лестницы театра «Советской Армии» кто-то пристально следит.
Я зафрахтовал такси на час пополам с англичанами и мы стали ждать часа «Х»… Триумфальная площадь, окруженная ОМОНом, перед памятника Маяковскому была пуста. Стояла только толпа у входа в метро, которых не пускали к каменному «поэту-революционеру» и в громкоговоритель кричали: «Митинг закончен! Расходитесь по домам!» Большинство из них были журналисты и расходиться не хотели. Ждали. Ждали несмотря на то, что «нацболов» и просто молодых людей уже арестовали и запихали в «АвтоЗаки».
Мы вышли со стороны гостиницы «Пекин» и казалось, что нас никто не замечает. У памятника Маяковскому Лимонов заговорил свои речи. Толпа у метро пришла в некоторое возбуждение, но их крепко держал ОМОН. Однако часть журналистов сумела прорваться и побежали к Лимонову. За ними побежал ОМОН. Вокруг писателя-революционера тоже происходили события. Он продолжал говорить речи, очевидно о «свободе, братстве и равенстве», окруженный личной охраной, как в какой-то момент, двое громадных мужиков в «штатском» одновременно «навалились» на охрану Лимонова, ударив одного прямо в нос. Это была просто банальная драка. Лимонова повалили на асфальт, но будучи опытным революционером, он успел снять очки, наверное чтобы не разбили. Охранники пытались его защитить как могли, но вскоре подбежал ОМОН и все получилось «как всегда» — «АвтоЗак» и мышеловка захлопнулась.
Толпа просто глазела на происходящее, казалось, с явным удовольствием. Никто ничего не сказал. Ничего не крикнул. Никого не послал… так же как журналисты, толпа наблюдала. Наблюдала в принципе за беззаконием и произволом «котов», которым не понравилась одна не серая «мышка».
Наверное от этого стало немного грустно и ужасно стыдно уже потому, что «Самое большое рабство — не обладая свободой, считать себя свободным», — кажется Иоганн Гете.
Во время несанкционированных акций несогласных в Москве задержан 41 человек
Спасибо S.P. за журналистскую солидарность ))
updata: Home-video
