Реинкарнация в фотографию


Почти любой фотограф сталкивался с проблемой, когда люди категорически отказывались сниматься на фото. Тому может быть множество причин, но одна из них мистическая — вера, что фотограф крадет часть человеческой души.

Фотографии зашивали в различного рода амулеты, носили на груди или, как в настоящее время, в портмоне, кошельках и дамских сумочках. Все это часть одного поверья к которому можно по-разному относиться, но факт остается фактом, фотография как образ и по ныне несет в себе «тайну», которая чуть больше химического или иного процесса передачи информации.

На заре фотографии было совсем жуткое поверье: считалось, что если сделать фотографию умершего человека, то его душа переселится в отпечаток на бумаге. Эту фотографию можно поставить на комод, тумбочку у кровати и быть всегда вместе с умершим человеком. Фотограф же, подобно «богу-человеку» изготавливал «новое тело» для старой души.

Существует множество старых фотографий, сделанных специально для этих целей. (Можно посмотреть здесь…документальный фото-альбом мертвых). Эта идея в век кино стала сценарием для некоторых фильмов-ужасов.

Не знаю как для остальных фотографов, но для меня точно работает «третье правило» Ницше: «Если слишком часто заглядывать в бездну, то бездна может заглянуть к тебе в глаза». Не только через объектив 😉 хочется добавить.

Фото: «Похороны самоубийцы» (Олег Климов)

Please, пиво and vodka before.

западные люди в Москве — эксцентричны. Когда закрылся «Испанский уголок» в гостинице «Москва», я стал приходить в «Американ гриль бар» на Маяковке, тоже старый бар времен Перестройки. Но вот что странно, я слышу тот же самый «русский» язык»: Please, пиво and vodka before. Гениальный язык!

«Испанский уголок» в гостинице Москва был моим любимым местом. В период Перестройки там «кабальеро» ели кальмаров за несколько долларов, проститутки пили Мартини-биянко со льдом, а финские туристы падали на пол от их же водки «абсолют», но, между прочим, официантки всегда говорили «спасибо» за чаевые и при этом мило улыбались.

Уже тогда я был уверен, что не прилично пить Мартини со льдом, даже после шести вечера. Однако, я не мог это объяснить любимым женщинам.

Сегодня, я был «fucked up» и зашел в бар на Маяковке выпить двойнной эспрессо после 22h00m. Через пять минут ко мне подошла девушка с вопросом: не хочу ли я заказать для нее «Махиту»?

Я был не против, но спросил ее знает ли она что такое «Махита-папа». Она не знала, я просто объяснил ей — это двойной ром с «говном» и что это был любимый напиток писателя Hemingway (Хемингуэй) на свободной Кубе. Но вот в чем шок — она не знала кто этот американский чувак.

И вдруг к стойке бара подошел человек в белой рубашке, пиджаке и джинсах, он и сразу обратился к бармену: Please, пиво and vodka before. Честно, я был счастлив — заказал Махиту-папу для проститутки и, слава Богу, бармен знал как это приготовить.

Между Керенским и Ульяновым (Ленин)

(Из личного). В 2001 году я неприлично хромал от боли в результате авто-аварии, которая случилась со мной больше года назад в Сибири, где я был пассажиром такси в городе Томске. В течение года я использовал антиболики и иногда наркотики, чтобы жизнь не казалась слишком мрачной, принимал до тех пор, пока не кончились деньги.

В 2001, мрачный, я получил приглашение приехать в Ульяновск на открытие моей выставки «Просто война», при содействии Фонда Сороса, «генерал-губернатора» Шаманова и «киндер-сюрприза» Кириенко… Черт, я опоздал на поезд Москва-Ульяновск потому, что по привычке вышел в последний момент из дома, но не мог бежать, чтобы запрыгнуть в поезд.

Ужасно злой, я сел в машину водителем, а не пассажиром и приехал в Ульяновск. По дороге туда, заехал в Казань и пригласил на открытие выставки в рамках «Культурной столицы» мою подругу, которая уже в течение 15-ти лет не желает выйти за меня замуж.

Вот, примерно в таком настроении я прибыл на родину Керинского и Ленина, где последний раз был в 1999 году вплоть до аварии, в ульяновском яхт-клубе на своей старой лодке с еврейским названием «Ева» и с хлопчато-бумажными парусами, если не считать спинакер.

После аварии, будучи фотографом, а не журналистом, я все равно предпочитал двигаться в пределах гостиницы — от комнаты до бара и принимать желаемое за действительное…за что меня и стали называть друзья «lazy bugger artist». Я понимал, что это не может долго продолжаться, но тогда в Ульяновске ничего и не требовалось от меня, кроме как сказать «здрасти, я так рад…и пошли вы все…».

Для меня было не в лом одеть белую рубашку и свой единственный костюм на вечеринку губернатора Шаманова, хорошо знакомого мне по чеченской войне, несмотря на то, что моя подруга, которая 15 лет не может выйти за меня замуж, решила остаться смотреть телевизор в гостиничном номере.

Кокаин я купил в мемориале Ленина, в пять раз дешевле чем в Амстердаме, но это было не совсем то, что так называется и, когда я вышел из туалета, вместо отсутствия боли в ногах, я почувствовал боль в мозгах, что иногда случается даже при минимальной паталогии в голове.

Шаманов пил водку, несмотря на то, что в 1999 году в Урус-Мартане, он уверял Дашу А. (писатель и журналист) в ответ на: «…у Вас такие васильковые глаза…», что это потому, что он, Шаманов, предпочитает пить «кубанские вина». Черт. Конечно понятно, что это был «генеральский флирт» и сука А. неприлично разводила его в моем присутствии. Однако самое смешное оказалось то, что он чуть ли не поклялся, что в отличие от своего друга генерала Лебедя никогда не пойдет в политику.

Спустя несколько месяцев генерал Шаманов стал губернатором Ульяновской области. Когда это случилось, Даша А. позвонила мне и со свойственной только ей манерой сказала: «Вот видишь, Олег, даже Шаманов хотел меня трахнуть и не по политическим мотивам…» В этом вся милая фабула ее журнализма, несмотря на весь бред, который она пишет.

Однако Шаманов был единственный человек за весь период чеченской войны, кто защитил меня своим авторитетом и личностью против «бюрократии войны». Дело в том, что пресс-центр в Ханкале и Моздоке работал исключительно конъюктурно (несмотря на ордена и медали которые там получали) и будучи фотографом западного издания, в конце концов, меня лишили аккредитации и фактически выгнали из Ханкалы… Отчаявшись, я добрался до Владикавказа, где недалеко базировалась вертолетная эскадрилия Шаманова. Я два дня пил с пилотами спирт и обманул их, уверяя, что меня ждет в гости генерал Шаманов. Они доставили меня к нему…

Когда мы приземлились в Ханкале уже на вертолете Шаманова, гребанный начальник — полу-полковник пресс-центра Ханкалы, просто не хочу называть его известное имя, вместе с тв-журналистами российского канала (тоже очень известные), кричали генералу:

— Вы не имете право, товарищ генерал, возить с собой не аккредитованного журналиста!
— Я — генерал, — ответил Шаманов, пытаясь перекричать шум вертолета, — И не твое, собака-полковник, дело указывать мне! Понял? Пошел на хуй вместе со своими жопализами!
— Так точно, — ответил полковник и это больше всего меня удивило.

Вот почему я уважаю генерала Шаманова. Он был настоящий генерал, в отличие, например, от генерала Т… Смешно. У меня, однажды, была аккредитация от журнала «Медведь» в Чечне. И я должен был сделать обложку для издания… типа крутого вояку. На самом деле эта была просто «крыша». Я не в курсе, как об этом узнал Т., но однажды его адъютант пришел в наш плацкартный вагон в Ханкале и сказал: » Тебя хочет видеть генерал»… Мы о чем-то говорили, я, как водится, просил, он, как обычно, не отказывал. Но потом Т. сказал:

— Я слышал, что ты обложку делаешь для мужского журнала «Медведь»?
— Ну да, — ответил я, хотя совсем забыл об этом.
— Знаешь, — говорит он, — Меня в детстве дразнили Вини-Пух… По- моему я самый подходящий кандидат для журнала «Медведь».

Я не мог ответить как генерал Шаманов. Но, кажется, Т. и без того меня понял потому, что я стал говорить чушь. Вскоре, я лишился всех аккредитаций и меня под любыми предлогами не пускали в Ханкалу. Дело было не в генерале Т., все и без того знали, что я — стрингер. Да и делать там было нечего кроме как пить водку, ругаться с «вечно молодым и пьяным» Эдичкой Д. или смотреть как офицеры пресс-центра, трусливые и ленивые, получают «Красные звезды» и боевые медали. Fuck theirs, если даже Бог простит их!

Примерно такой бэкграунд я имел на вечеринке «генерал-губернатора» Шаманова в «заштатном» городе Ульяновске с амбициями «Культурной столицы» России. Да, совсем забыл сказать, что прежде мой мобильный телефон насиловали различного рода креативные личности из Москвы, которые, накануне, «понаехали» в «Культурню столицу», но их можно было легко и творчески посласть…в результате чего, мою выставку вешал местный ульяновский фотограф (к сожалению уже не помню его имени), который в течение всего дня рассказывал про фотографа Щеколдина, его жизнь и «членство» в их фотоклубе или фотокружке, который я с удовольсьвием, в конце концов, посетил чтобы напиться водки.

От «ульяновского кока» только чесался нос и болела голова…I had needs in something else. На вечеринку губернатора журналистов старались не пускать и только какие-то очень приближенные, распивая алкоголь, вели светские беседы, пытаясь заговорить с Шамановым или Кириенко. В мемориале Ленина был накрыт огромный стол буквой «П«, на крыше которой сидел губернатор и представитель Президента. По крайней мере мне так казалось.

Но поскольку я был не местный, не приближенный, а всего лишь приглашенный и с чувством полного пофигизма к происходящему, то я легко пробился на «крышу буквы П» только для того, чтобы сказать спасибо Шаманову за помощь в Чечне.

Накануне во время официальной церемонии, я подарил генералу фотографии где он вдвоем с «Макаровым» и группа его солдат, но только не официально Шаманов ответил:

— Мои солдаты, даже в худшие времена не выглядели так плохо как у тебя на фотографиях.
— Те, кто выглядет лучше, — просто ответил я, — Их снимают другие фотографы.

Короче говоря «его пожалуйста» на «мое спасибо», я так и не услышал. Рядом стоял Кириенко и, очевидно, увидел у меня на лацкане пиджака маленький значок «Apple», в смысле Apple Macintosh, а не «яблоко» Явлинского и тот час стал говорить о компьютерах и технологиях, как бы, прекращая разговор о войне. Вот уж точно — «киндер сюрьприз». Шаманову просто было нечего добавить.

Сейчас, в марте 2007 году, я опять в мемориале Ленина. Просто хожу по музею. Есть города, в которых мы живем и есть места, которые живут в нас независимо от того были мы там или нет. Как теория матриц в математике. Она есть, но ее на самом деле нет до тех пор, пока математический аппарат не начнут использовать для физического явления.

Странные чувства, которые почти не связаны с географией данного места, но которые переплетаются виртуально в моей жизни и в истории моей страны. Уже нет здесь Шаманова, нет Кириенко и, как бы, закончилась война в Чечне. Нет больше Сороса и нет «Культурной столицы». И только моя подруга по-прежнему не вышла за меня замуж несмотря на то, что даже рядом с портретом Ленина может находиться портрет Керенского.


(На фото by Coen van Zwol: Портрет Керенского и Ленина в мемориале Ульяновска и картина свадьбы Ульянова-Ленина с Крупской в Шушенском, Красноярский край).
(Олег Климов)