Подобно тому, как Белоруссия разделена стеной-границей с Европой, так и я живу в частной квартире, которая отделена только стеной-бетоном от гостиницы «Европа» в самом центре города Минска. Это дает мне ряд преимуществ в том числе и то, что я могу воровать WiFi, предназначенный жителям шикарного европейского отеля, а не мне — скромному обитателю небольшой комнаты, заставленной «мягкой мебелью» времен Перестройки и с небольшой фальшивой картиной на белой стене, очевидно привезенной из Египта, где хозяева этой квартиры провели свой первый отпуск после того, как другую великую стену — «железный занавес» — растащили на камешки-сувениры по всему свету.
В действительности воровством WiFi занимаюсь не я, а мой старый Macintosh находит наиболее легкий и доступный ему путь в глобальную сеть интернета. Он так устроен. В этой связи меня не особо мучают угрызения совести, но иногда через стенку, я слышу непонятные отголоски разговоров людей, в отличие от меня способных заплатить за ночь в «Европе» больше трехсот Евро и уже это обстоятельство заставляет меня прислушиваться к их непринужденным беседам. Но лишь когда я слышу до «боли в сознании» знакомые «звуки любви», одинаковые как с одной стороны Европы, так и с другой, мне становится стыдно потому, что я начинаю понимать суть происходящего за стеной моей комнаты. Так я устроен и так складывается впечатление, что секса у нас нет до сих пор.
Я просыпаюсь рано утром не из за любви к восходу Солнца, или, не приведи Господь, из-за любви к утреннему пейзажу, а из-за условий и обстоятельств своего прибывания в Минске. Я должен работать. Хотя уверен, найдутся люди, которые мою работу назовут пустым и праздным времяпровождением. В общем-то я соглашусь с ними потому, что моя работа заключается в хождении по улицам и в фотографировании людей. Признаться, мне уже давно самому поднадоело как одно, так и другое и я все чаше и чаще думаю о бессмысленности этой профессии несмотря на то, что если я и произвожу какой-то продукт в виде фотографий, то он все равно не является тем необходимым, что востребовано для большинства людей с которыми мне приходится встречаться. Для них, чаще всего, не очевидна моя работа и не понятна моя мотивация, а сам я, в их глазах, выгляжу декадентствующим элементом, неизвестно откуда, куда и зачем идущим со своими дурацкими камерами. Все эти обстоятельства, даже несмотря на производство фотографий, безнадежно отдаляют меня от рабочего класса, но и «пролетарием умственного труда» меня назвать трудно. Поэтому меня называют фотографом.
Прежде чем приступить к работе, я пью некоторое количество эспрессо во французском кафе La Crete d’Or ( «Золотой гребешок»), которое находится на первом этаже дома в котором я живу. Потом заказываю тройной омлет с сыром-томатами и пока все это готовится, успеваю съесть два круассана: один с шоколадом, другой со сгущенным молоком. Если после этого я все еще чувствую во рту остатки выпитого вчера вина, то заказываю свежевыжатый сок из апельсинов, но если чувствую вкус более крепких напитков, то предпочитаю минеральную воду с газом, пузырьки которой, взрываясь во рту, убивают все живое и вонючее, подобно работе напалма и ты чувствуешь в своей глотке лишь «запах чистоты» как в фильме «Апокалипсис сегодня»…
Утром я пью много кофе не потому, что мне нравится его вкус, нет, а для того, чтобы себя как-то взбодрить и приступить к работе с тем энтузиазмом, который необходим для профессии «ходить по улицам и фотографировать людей». Просто для того, чтобы настроиться на частоту города, настроение людей. Так мне кажется, хотя у меня есть подозрения, что я обманываю себя. Вечером же, я пью много алкоголя не потому, что мне нравится его вкус или я получаю удовольствие от состояния опьянения, нет, я пью алкоголь чтобы убить в себе весь энтузиазм и накопленную энергию за день чтобы, в конце концов, спокойно уснуть. От времени распития кофе до начала употребление алкоголя происходит самое интересное, есть люди, которые это называют жизнью.
Утро. Туман. Снег с дождем. Мрачные лица прохожих на фоне движения рук, ног… Фотография — это просто азбука для глухонемых. Если бы я был фоторедактором, то принимал бы на работу исключительно глухих фотографов потому, чтобы они не подслушивали чужие истории — только подсматривали; принимал бы на работу исключительно немых фотографов чтобы они не врали больше, чем это может сделать фотография. Фоторедакторы знают, что фотографии тоже лгут.
У меня нет аккредитации. Если у фотографа нет аккредитации, его называют любитель. «Я — фотолюбитель», — так объясняю милиционерам на улице, когда они пытаются меня задержать. Я не знаю почему они это делают.., скорее всего только потому, что у меня есть фотоаппарат. «Если вы фотолюбитель, то почему у вас такой большой фотоаппарат? — спрашивают охранники президентского дворца, которых я решил, вдруг, поснимать для семейного альбома. «Потому, что я фотолюбитель с большим желанием», — просто отвечаю. Не верят, но проверяют только документы: взгляд на фотографию в паспорте — взгляд в лицо, читает фамилию, имя.. — шевелит губами…»Из Москвы?.. Где живете в Минске?»…. «В гостинице «Европа» — отвечаю не моргнув глазом… Возвращают паспорт, «…всего хорошего.., государственные объекты снимать нельзя. Нас тоже… До свидания». Все хорошо закончилось, лишь немного чувствую себя «белорусским партизаном».
Так получилось, что в последнее время я видел много репортажей, историй, серий и даже фото-проектов из Белоруссии.., снятых за один день, неделю и даже за годы. Но без относительно к фотографии могу сказать, что меня раздражает больше всего — мнение фотографов. Я сам себя раздражаю. Мнение высказанное не с помощью фотографии, а словами. Такое, знаете, снобистское или скорее жлобское мнение обычно немногословных фотографов: «Совок»; «Последний диктатор Европы»… и ничего нового, кроме банальных повторений, прочитанных в интернете. А чем, собственно говоря, диктатор Лукашенко отличается от диктатора Путина? Ну, несколько отличий и некоторые сходства? — У Путина есть нефть и газ, у Лукашенко нет ни того, ни другого. У Лукашенко есть незаконнорожденный сын, есть сын и у Путина… Почему они ненавидят друг друга? — потому, что два сапога — пара. Чем российская диктатура лучше белорусской? — Такой же совок плюс энергоресурсы. Такие же люди… мрачные лица прохожих на фоне движения рук, ног… Фотография — это просто азбука для глухонемых.
Вот новый кандидат в президенты. Бывший дипломат. Бывший министр. Улыбается с плаката и наяву — eating-smile-shit. Клац-клац — теперь улыбается и на фотографии. Вот люди, не улыбаются, но им уже приятно, когда улыбается «еще не президент». Клац-клац — улыбаются вместе. Я же говорю — никчемная профессия. Дурацкое занятие. Мне нравится Белоруссия. Нравятся люди. Они становятся приветливыми и милыми сразу, как только начинается разговор. Они не против тебя, если у тебя даже большой фотоаппарат. Вот фермер из Бобруйска: «Здравствуйте», — говорю ему. «Здравствуйте», — отвечает он, — «Я фермер-диссидент…» Смеется. «А я фотограф — любитель». Тоже смеюсь. Едем к нему домой, в деревню. Покосившийся забор. Запустелая ферма. Пять кошек, пять собак и только один теленок. Фермер. В доме развал, нищета и запах как в телятнике. Он «фермер-диссидент», а я «фотограф-диссидент». Но у меня была только одна собака и она умерла. Пока мы пили водку у «диссидента-фермера» родилась внучка. Мы выпили за внучку и на всякий случай за молодую мать потому, что ей сделали кесарево сечение. «У нее очень узкие бедра», — объяснил мне фермер. И мы еще выпили. А вот местный политик, он говорит о будущем народа, говорит, что больше верит Медведеву и ему не нравится Путин, Лукашенко он называет диктатором и объясняет чем авторитарный режим отличается от диктатуры. Я смотрю на его лицо, руки… и мне кажется, он тоже мог бы быть диктатором, но ему не повезло… Фотография — это азбука для глухонемых. Вот писатель, он написал роман «Паранойя», который запрещен к продаже в Белоруссии, но пользуется популярностью в интернете. Писатель говорит: «Я не оппозиционер, мне просто не нравится эстетика нынешней власти…» Эстетика власти?… А мне нравится, что белорусы хотят в Европу не потому, что они ненавидят Россию, а потому, что они любят Белоруссию… и я опять чувствую себя «белорусским партизаном» поэтому поздно вечером иду в «Пресс кафе» на улице Карла Маркса — заказываю выпивку. Здесь журналисты, дамочки с ногами и мальчики-мажоры. От жирной фермерской закуски у меня несварение желудка, ночью мне будет сниться сон, что мне делают «кесарево сечение» и что теперь моя любимая собака опять жива. Часа в четыре ночи меня разбудит стук в дверь — ошиблись квартирой, а потом начнется паранойя, что на самом деле это приходили агенты КГБ… и только утром будет много кофе, омлет с сыром и надежда, что «партизанская война» когда-нибудь закончится, мою комнату с «мягкой мебелью» соединят с гостиницей «Европа» и, в конце концов, мы тоже будем любить друг друга.
(Москва-Минск)
