В какой-то момент я понял: я — парализован. Я не могу что-либо писать, говорить, снимать так, как делал это всегда, не могу в силу какой-то фиктивной корпоративной или даже «профессиональной» этики, общественного лицемерия или просто потому, что не должен поступать так, как нельзя поступать в силу обстоятельств, навязанных мне ортодоксами несуществующего сообщества или отдельными личностями. Я больше не могу или лишен права говорить, писать и даже снимать…что я хочу или как мне вздумается. Должен поступать в соответствии с правилами, которые мне навязывают или в рамках которых я существую. В таком случае я должен, по меньшей мере, закрыть свой личный блог потому, что мне более нечего сюда писать и принцип его существования не имеет более смысла. Тогда я подумал — какого черта?
Что бы я мог сделать раньше, если бы со мной случилось подобное? — я мог бы поехать на войнушку, заказать самую дешевую проститутку на вокзале или сыграть с писателем-алкоголиком в «русскую рулетку» в Переделкино. Я мог бы… Я делал это. Сейчас я могу — НИЧЕГО… даже не могу писать, о чем думаю. И мне это не нравится.
За последние три недели мне угрожали три раза: судебным иском, адвокатом и юристом только потому, что я сказал, что думаю. Публично. Я ничего не сделал — я только три раза высказался. Даже без употребления ненормативной лексики. Хотя мог бы. Мне «запрещено» говорить о сотрудничестве фотографа Родченко с ОГПУ, о фальсификации фотографии в истории отечественной фотографии, не могу говорить о Будберге, который издает артифактный «кремлевский альбом», не могу говорить о взаимоотношениях между фотографами и «развлекательной индустрии фотоискусства» и псевдоидеологии современного искусства. Почему? — потому что кто-то решил, что я тоже кого-то представляю, выражаю чьи-то интересы и где-то хранится моя трудовая книжка, где я получаю зарплату. Она нигде не хранится и я всегда был «свободно-наемным» — freelance называется, в том числе и сейчас. Между прочим.
Мне искренне жаль, что Игорь Мухин, как человек, попал под настроение «моего сопротивления», и я написал «импульсивный экспромт» в виде «фельетона» за две минуты в комментариях на Photographer.ru по поводу критической статьи Валерия Щеколдина, написанной «эзоповым языком», который уже давно забыли в нашем Отечестве со времен КГБ и ЦК КПСС. Но комментарии к его статье привели меня к «раздражению сознания» и желанию достаточно жестко высказаться. Ок. Я знаю, что могу выражаться жестко и злобно, но те, кто знакомы со мной лично тоже знают, что я совсем не злобный человек и всегда был деликатным по отношению к любому творчеству личности, но не системы. По крайней мере — так надеюсь. Я не хотел обидеть Мухина как человека и фотографа, но намеренно «сделал» его «человеком системы» больше как образ, чем личность. За что приношу ему свои извинения.
http://www.photographer.ru/forum/view_messages.htm?topic=18657&expand=0&single=1&single_msg=128513#c128513
Мне искренне жаль, что Ольга Свиблова была вынуждена разбираться с правами на публикацию книги Александра Будберга «Фотоальбом Будберга» с «шедеврами 20-го века» и что я не сообщил ей лично по телефону, что «не все в порядке в Датском королевстве», а просто написал публично на блог. У меня были на то причины сделать это : потому что считаю, что моя личная ответственность всегда больше перед студентами Школы, чем даже перед ее создателем.
https://klimov.liberty.su/2009/12/%D0%B7%D0%B0%D0%BE-%D0%BA%D1%80%D0%B5%D0%BC%D0%BB%D1%8C-%D0%B8%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D0%B8-%D1%80%D0%BE%D0%B4%D1%87%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE/
Мне тем более жаль, что история нашей фотографии полна фальсификаций, лицемерия и фарса, о чем я написал в статье «Монтаж террора» в Нидерландах по поводу открытия выставки Александра Родченко в Амстердаме (галерея FOAM) и его «творчестве» на Беломорканале, что послужило поводом для множества дискуссий в Голландии, но никак не отразилось в обществе «наследников сталинизма», кроме личных угроз и анонимных писем в мой адрес.
https://klimov.liberty.su/2009/12/%D0%BC%D0%BE%D0%BD%D1%82%D0%B0%D0%B6-%D1%82%D0%B5%D1%80%D1%80%D0%BE%D1%80%D0%B0/
Что делать? — типичный вопрос. Я никогда не могу согласиться с тем, хотя бы как фотограф, что «удачный снимок может сделать обезьяна» лишь потому, что фотограф (художник) не может быть обезьяной или не должен быть ею. Точно так же как не могу согласиться с тем, что «кого мы назначим — тот и будет художником (фотографом)» потому, что искусство имеет принципиальное отличие от какой-либо конъюктуры идеологий, пропаганды, подражательства или иметь зависимость от «short list of уважаемых товарищей». Априори.
Мне трудно согласиться и с тем, что галеристы — оценщики и «продавцы комиссионных магазинов» — могут диктовать фотографу (художнику) делать то, что может продаваться или иметь рынок сбыта даже в том случае, когда речь идет о создании рынка. В равной степени мне странно, когда кураторы или дизайнеры превращают художника (фотографа) в «арт-объект» на уровне творчества самого художника (фотографа) или на своем уровне, всячески путая, кто «причина», а кто «следствие» — потому что, мне кажется, это нарушение «закона детерминизма» и прогресса из самых общих соображений развития общества и его искусств.
Почему я так поступаю — мне трудно сказать… наверное потому, что сознанием человека управляет два импульса: разум и эмоция. Можно доверять одному или другому. Можно даже чередовать эти доверительные функции нашего сознания в своих поступках, в своей жизни и поведении, но никогда нельзя примириться с одним — «инсультом сознания».
— 8 марта — надо переименовать в международный «фотографический» день. Во-первых потому, что теперь большинство фотографов — женщины, а во-вторых: женщин на фотографиях не стало меньше, а стало больше (!?)
