По-глупому счастлив.


Зимой, я хотел бы вернуться к летнему разговору о счастье. Это действительно фундаментальное понятие и тем более разговор об этом получил свое продолжение на радио с человеком, который уже много лет ищет счастье в России. Я знаком с ним и, по крайней мере, обязан ему своими представлениями о журналистике:

Почему в мозгу современного человека понятие <лето> тесно спаяно с понятием <счастье>? Потому что летом простительно бездельничать, niksen, как говорят голландцы, превратив слово niks — то есть, <ничто> — в глагол. В нерабочее время, разумеется. Потому что летом большинство планируют отправиться в отпуск — плановое погружение в счастье. Летом счастье — по нашим временам, самый ходовой товар — особенно хорошо покупается и продается. Не удивительно, что этим жарким летом темой счастья вплотную занялась и добрая половина нидерландской интеллектуальной прессы. Особенно отличился культурно-политический журнал,<Хруне Амстердаммер> посвятив счастью целый номер, который так и называется — <По-глупому счастлив>.


Отрывок из редакционной статьи журнала <Хруне Амстердаммер>: <Современный бюргер обязан постоянно учиться, тяжело работать, вести здоровый образ жизни, добропорядочно себя вести и быть счастливым. Все это исключительно одновременно. (...) Он должен быть готов, всегда готов продолжать работать над собственным счастьем и счастьем всех и всего вокруг. Теперь человек действительно живет, чтобы работать. (...) Однако загвоздка подобной экономической идеологии счастья в том, что она оказывает человеческой личности медвежью услугу. Счастье перестало быть самостоятельным определением. Счастье без успеха в обществе, без материального благополучия и карьерного роста стало немыслимо. Такие требования - как к индивидуальным гражданам, так и к целым коллективам - в результате возымеют обратный эффект. (...) Ведь будущее - вне зависимости оттого, какую роль будет играть на международной арене Китай - еще и за спокойным и, по большей части, бестолковым счастьем: немножко поработал, немножко подумал. Помечтал разок-другой, промозглым утром, - и по-глупому, по-простому счастлив. Это идея счастья незапланированного, со многими неизвестными.Счастье не должно быть политической категорией.
Софья Корниенко: Согласно исследованию Центрального статистического бюро Нидерландов, подавляющее большинство голландцев считают себя очень счастливыми (одна пятая опрошенных) и просто счастливыми (две трети опрошенных). При этом, в счастье собственных детей, то есть следующего поколения голландцев, верит меньше трети опрошенных жителей королевства. Такой пессимистический взгляд наблюдается в стране впервые за долгие годы и связан, скорее всего, с нарастающей социальной и культурной нетерпимостью. Откуда же эта тревога, если сама современная Голландия так неоднородна и эклектична? Рассказывает главный редактор журнала <Хруне Амстердаммер> Хьюберт Смейтс.

Хьюберт Смейтс: Я согласен с Вами, что голландская культура сейчас — это эклектика почти. Я также согласен, что голландская культура очень открыта чужим культурам. Однако это не всегда так, и это не всегда было так. Это не значит, что корень голландского кальвинизма умер в последние лет сорок. Сейчас в Голландии мы чувствуем, что, может быть, мы потеряем и этот корень, наши традиции. Поэтому и возникают конфликты. Внешне, возможно, голландское общество — очень постмодернистское, но внутренне, конечно, не так легко принимать и жить по требованию постмодернизма. Это очень трудно. Часть Голландии, по крайней мере, не может жить таким образом. Поэтому у нас, как и в России, конфликт между культурами — не только между религиями, но и между образами жизни.

Софья Корниенко: Но интересен конфликт в том плане, что люди, которые приехали из других частей света, часто более фаталистичны. Они воспринимают счастье как нечто данное свыше.

Хьюберт Смейтс: Восточные люди — да.


Софья Корниенко: А протестанты должны сами доказать, что они избраны.

Хьюберт Смейтс: Да, и если Бог не покажет им знак, что они избраны, такой человек пропадет. Просто фатализм — это тоже огромная, старая традиция. Может быть не в Амстердаме…

Софья Корниенко: А как же постмодернистский индивидуализм?

Хьюберт Смейтс: Это только существует в Амстердаме. И в университетах. В настоящей Голландии это не существует. Это миф.

Софья Корниенко: Поиски альтернативного счастья в чем-то другом, нетрадиционном?

Хьюберт Смейтс: Да, это Ваше поколение, может быть, в Амстердаме или в Гронингене, в университетских городах. Но Амстердам — это не Голландия, как Москва — это не Россия. Голландия гораздо сложнее, чем Вы, по крайней мере, считаете здесь в Амстердаме. Амстердам — это ярко. Толерантный, либеральный, и так далее. Но это не Голландия.

Софья Корниенко: И все же Хьюберт Смейтс считает, что нидерландское общество, как и весь западный мир, движется-таки к стандартизации понятия счастья: понятия <все включено> — определенная одежда, жилье, образ жизни. Эдакий импортный вариант из США с их конституционным правом на pursuit of happiness, <преследование счастья> — читай: <благополучия>.

Хьюберт Смейтс: Это миф, западный миф. Как еще существует славянский миф о том, что Россия — это великая держава, и что у вас в России все по-другому, чем в Западной Европе. Это все — мифы. Мы живем в эпоху мифов. Случайно сейчас — это эпоха мифов либерализма.

Софья Корниенко: Какая бы эпоха ни была, художники, писатели и прочие творческие личности в большинстве своем предлагаемого счастья не берут и остаются несчастными, говорит Смейтс. Журнал публикует интервью со знаменитым американским психиатром Кей Редфилд Джэмисон, которая приехала в Амстердам по приглашению <Общества страдающих маниакальной депрессией>. Помимо прочего, профессор Редфилд Джэмисон приехала с лекцией о письмах Винсента ван Гога, недавно приобретенных Музеем Ван Гога у частного американского коллекционера. По словам Редфилд Джэмисон, маниакальной депрессией страдало большинство известных художников и литераторов, особенно английских. Профессор и сама подвержена маниакальным депрессиям с семнадцати лет.

Впрочем, диагноз не обязателен. Писатели сами не верят, что возможно счастливое творчество <без головокружения, без, например, неожиданных, сильных приступов зуда, особенно в области головы> — цитата из Херарда Реве, недавно скончавшегося. Другой голландский писатель, Томас Роузенбом, утверждает, что чувствует тяжесть в плечах при одном виде своего письменного стола.

Хьюберт Смейтс: Это не значит, что все должны стать художниками. Не любой человек может стать художником. Я — не писатель, я — журналист, простой человек. Может быть, я живу в иллюзии, что я тоже немножко творческий человек, как журналист, но, на самом деле, я как служанка работаю.


Софья Корниенко: В современной теории травмы существует такая идея, что творчество есть реакция на травматический опыт, и, таким образом, вся человеческая культура — реакция на травму, на несчастье.

Хьюберт Смейтс: На самом деле, это мысль Эммануила Канта, известного философа из Калининграда. И это, конечно, правда. Но если эта идея поднимется на политический уровень — это опасно.

Софья Корниенко: А сами Вы — счастливый человек?

Хьюберт Смейтс: Я — нет, поэтому я и журналист.

На фото Хьюберт Смейтс (Hubert Smeets) ищет счастье в России, лет так 17.

In love


(Москва).Бутылка «Къянти» на моем столе каждый день вводит меня в искушение. Старые запасы. С вином по-прежнему в Москве проблемы. Время отпусков, вот и моя печень в отпуске уже 33 дня. Однако остальные части тела продолжают трудиться. Непонятно зачем. Кажется правительство нас вновь приучает пить водку. В качестве протеста, я отправил свою печень в отпуск. Фактически вынужденный отпуск. Скучаю… Боже мой, как я люблю выпить. Причем в любое время суток. Особенно с утра. Особенно в приличном баре. Это не алкоголизм, это настроение. Ты входишь в бар, который только что открыли. Там еще свежий воздух, как будто, накануне вечером, там никто не курил и не рыгал в угол. Чистота. Запах чистоты. Ровные ряды бутылок за спиной бармена влекут тебя своей таинственностью как тетки в окнах красного квартала Амстердама — такие разные по формам, цвету и содержанию. Ты знаешь, что на самом деле всё одинаково заканчивается как с алкоголем, так и с женщинами, но запах чистоты настраиват тебя на романтический лад. Так бывает только утром. Деревяная стойка бара только что протертая барменом в белоснежной рубашке с накрахмаленным, но растегнутым воротом. Аккуратно сложенные салфетки, белые. Нежность бакалов с длинными ножками и грубость толстых пивных кружек, все это ты чувствуешь в миг, едва открываешь двери бара. Ты чувствуешь настолько явственно и сильно лишь потому, что тебя одолевает предвкушение. Алкоголь и любовь — это не больше чем предвкушение. Первый коктель. Боже мой, первый бакал подобен волшебству первого поцелуя. Любовь к алкоголю — серьезные чувства. По настоящему ты испытываешь их только в течение трех рюмочек, одну за одной, как от трех поцелуев. Потом начинается пьянство или разврат. Затем наступает опустошение и безпамятство, но всегда остается тонкая нить сознания, что вновь наступит утро, вновь будет бар в котором неприменно должен быть запах чистоты…

(На фото амстердамский бар). For KB

В поисках счастья-Х


(Москва). Не всякое путешествие прекрасно в возвращении. Мегаполис. Trafic is a bitch, люди — стадные животные. Только здесь, в столице Родины, я понял, что нет проблемы счастья, есть проблема способа его достижения. И есть тому два условных метода… Роскошная Тверская street подсказала первый:

1. Достигнуть счастье можно методом улучшения условий существования.

А второй был навеян путешествиями по «Золотому кольцу»:

2. Достигнуть счастье можно методом улучшения своего душевного состояния.

Два основных способа, благодаря которым человек достигает состояния счастья (если не считать кокаин) могут варьироваться между собой, но лежат в этих границах. Если первое не всегда нам доступно, то есть и второе, которое не зависит от наличности в кармане. Каждый, так или иначе, может испытать состояние счастья.

Счастье — фундаментальное понятие и, на мой взгляд, относится к таким категориям философии как «свобода», «смысл жизни» и другим фундаментальным вопросам.

Что не вызывает сомнения и не отличается в столицах и провинциях это то, что любой человек стремится к счастью, иногда, даже не сознавая этого. Другими словами счастье — определенный диалектический закон общества.

Счастье, скорее всего — состояние удовлетворения, максимум, после чего стремиться дальше не имеет смысла. Следовательно, чем более несчастно общество, тем выше может быть его потенциал развития. В этом смысле у России большое будущее по сравнению с Западом.

Состояние счастья отличается продолжительностью по времени и степенью концентрации. Это тоже диалектическая величина и зависит от уровня цивилизации и формации общества. Абсолютное счастье мотивировано наличием Эдемского Сада и не подлежит обсуждению на блогах 🙂

Но самое гениальное в понятии счастья это то, что ощущение счастья нельзя разделить по социальным классам. В своих ощущениях счастье присуще как высшему классу, так и самым низам общества. Счастье, подобно смерти, выравнивает нас всех в ощущениях.

Каждый из нас имеет реальное право быть счастливым независимо от Конституции или социального происхождения. Очевидный вывод, что счастье не может быть определено для конкретной страны (капиталистической, социалистической, феодальной и пр), счастье дано каждой стране как фундаментальная данность, как подарок Бога. И черт возьми, есть и в России счастливый люди!


Но вот, что главное и, что нравится мне в детях 🙂 это «божественная» способность быть счастливыми. Следовательно, ощущение счастья нельзя моделировать, его не нужно предвосхищать и сознавать…Только глубоко несчастные люди размышляют о нем, ищут его и не могут найти.

В поисках счастья-10


(Ярословль, Россия). Наверное это тоже счастье — мечтать быть взрослым. Очевидно в детстве многие из нас чувствовали себя абсолютно счастливыми без особых на то причин, радовались, открывали жизнь и природу до тех пор, пока не стали взрослыми — занудными и скучными, деловыми и несчастными…