Не понимаю, как я мог пропустить тот факт, что Эдик Джафаров умер. Только сегодня у меня спросили: о ком из журналистов можно снять фильм как о человеке для которого война стала частью жизни? Я ответил: для Джафарова — это жизнь, он научит вас любить войну по-настоящему. Потом я решил ему позвонить… Он умер, ответили мне, почти месяц назад.
Я знал его лет шестнадцать. С тех самых пор, как вся война и начиналась у нас в государстве. Мы впервые познакомились в Агдаме, в азербайджанском городе, который больше не существует даже на географической карте. Кажется в 1990 году. Потом вместе поехали в Степанакерт (столица Карабаха), где нас благополучно арестовали солдаты Советской Армии, подержали немного в тюрьме и выдворили за пределы Карабаха, опять в Агдам.
С тех пор, мы встречались практически везде, где начиналась война или уже заканчивалась. И только один раз в Москве, во время первого Путча в 1991 году, несмотря на то, что Джафаров, также как и я, жил в Москве.
Он был самый сумасшедший стрингер, которого я когда-либо знал. Для него практически не было каких-либо критериев безопасности и самосохранения кроме как «всегда снимать». Не важно снимать камерой или фотокамерой. Он просто всегда снимал тем, что у него было в руках. Он был постоянно «на грани» и «на взводе», просто в каком-то невероятном напряжении.
Однажды в баре в Моздоке, выпивая, он сказал: Знаешь, я не могу жить без войны. Без этой чертовой войны, которая достала меня. Не могу без нее, я умираю в той-другой жизни. Гнию. Загниваю. Понимаешь? Без денег — могу жить, а без войны — нет. Кстати, не займешь ли пару сотен до следующего гонорара?
Он был удивительно обаятелен и мил даже в самых ужасных условиях в каких ему часто приходилось быть. Не знаю как другие, но я всегда давал ему деньги, если они у меня были. Он вовсе был не таким, каким хотел выглядеть. Я думаю многие это понимали, а некоторые просто не хотели понимать. У него была чертова прорва друзей и товарищей. Он не скопил денег и жизнь в Москве для него часто была невыносимой, где не требовалась его журналистская отвага, а необходимы были деньги и «нужные знакомые», которые в стрингерах не значатся. Нужны деньги хотя бы для того, чтобы бравировать в баре и рассказывать о своих «военных успехах».
К нему было разное отношение со стороны журналистов. Но я всегда его любил, именно любил, потому как мне казалось, что я понимал его надрывы и иногда неадекватное поведение. Я любил его даже тогда, когда он хотел «к херам взорвать» гранатой весь вагон журналистов в Ханкале. В этом он был по-своему гениален: в разбитых в драке очках, с гранатой в руках, выдернутой чекой и в центре вагона среди всех «телезвезд войны»: «Где этот маменькин сынок, я ему сейчас засуну в жопу гранату» — кричал он «телеку», который в полемике обещал пожаловаться своей «начальствующей мамочке» на ОРТ и что Джафарова больше никогда не пустят «на телевизор».
Кажется, это было время, когда его и так никуда не пускали… Потом мы курили в тамбуре вагона и пили водку из горлышка. При тусклом свете, сквозь разбитые очки, я заметил, он плакал. Но тут же, пытаясь оставаться «героем», вызывающе спросил меня: «Слушай, а ту девку, с которой приехал, ты уже трахнул?«
Я ему сказал, что он «мудак законченный» и, кажется, ему понравился ответ или просто у него больше не было гранат. В этом был весь Эдичка — не побежденный.
Если честно, я любил с ним пить водку. Любил еще и потому, что при этом, он практически всегда показывал снятое им «кино». Будь то Приднестровье, Карабах, Афганистан или Чечня, он показывал снятый материал прямо с камеры, если не было монитора, а если не было и камеры, то просто рассказывал: как наезжает камера, как меняется композиция, как пули летят и как падают убитые.
Он всегда мечтал о фильмах, не о репортажах, которые он снимал, а о фильмах, где бы он был главный герой. Он и был настоящий герой — стрингер войны. Войны, со всеми ее ужасами, ночными кошмарами и вечным страхом.
Я интуитивно догадывался, что его не убьют, он умрет сам. Иначе бы давно убили. Боюсь он просто сгорел изнутри, как бывает в закрытом танке, после разрыва снаряда все выгарает внутри. Джафаров сам был как танк, маленький такой танк на большой войне: «…то, что я делаю, представляет достаточную силу и, если хотите, угрозу для тех, кто пытается скрыть правду».
Говорят, что солдаты, убитые на войне, прямиком попадают в Рай, независимо от того на чьей стороне они воевали. Мне хотелось бы в это верить потому, что тогда и у стрингеров должно быть «свое» место под боком у Бога. Пусть в этом Джафарову повезет хотя бы потому, что в обычной жизни, он жил под боком у Дьявола.
На фото: Э. Джафаров. Чечня-2000, март.
(Олег Климов)
P.S. Вот одно из его интервью. Весьма шокирующее, но только он может так отвечать.
P.P.S Нашел его ЖЖ, все один пост, за 3 марта 2006 года. И ЖЖ его брата Таги.
