(Абхазия. 17-20/05/2010) Мой товарищ и друг, голландский журналист Hubert Smeets как-то написал, имея ввиду эту фотографию (вверху): «В работах Климова никогда на 100% не ясно, что главное — его мысли о предмете или отображение самого предмета. Возьмём, например, фото из Сухуми. Четвео мужчин в военной форме и одна женщина: первый мужчина играет на пианино, второй чистит свой автомат и третий обнимает плачущую женщину — что здесь происходит? Вообразить можно всё, что угодно. Просто это война. И она здесь, в Абхазии».
Проблема заключается в том, что я сам точно не помню (и уже не помнил на следующий день) как снял этот кадр, в каком точно месте и что там происходило на самом деле. Я просто люблю это фото в силу его «неопределенности» и зная, что это Грузино-Абхазская война, 28 сентября 1993 года. Я никогда не оценивал фотографию по именам и фамилиям в кадре. Но никогда и люди не были просто моими «статистами», они всегда были образами и символами. Самыми разными. Но иногда, вдруг, если ты даже фотограф, то становится недостаточно только образов и почему-то возникает острая необходимость «превратить» образы в реальных людей, которые на самом деле таковыми и являются или являлись… К сожалению, иногда и часто, это становится невозможным или слишком поздно потому что фотография — всегда прошлое, на которое мы не можем влиять, но которое часто возвращается к нам совсем в ином содержании и форме.
Отсутствию точной памяти о этой фотографии очень простое — война, хаос и огромное количество эмоций, которые ты переживаешь одно за одним, иногда одновременно, иногда абсолютно противоположные по настроению и содержанию. В конце концов помнишь только самое «яркое». Не так давно я случайно увидел видеокадры из Абхазии, которые снимал Тарас Процюк (погиб в Ираке) в то время, когда я рядом с ним снимал фотографии. Это был для меня почти шок не потому, что прошло 17 лет, а скорее потому, что мои фотографии, вдруг, стали «двигаться», люди говорить, оружие стрелять и все это было «живое», а не «мертвое»… Собственно этим кино и отличается от фотографии. (см мультимедиа «Музыка войны» из Абхазии).
Что я помню относительно этой фотографии? — Я помню нас вместе с Олегом Никишиным рано утром 28-го числа в здании «КГБ «Сухуми, куда мы случайно забрели ночью в поисках ночлега, а так как электричества не было, то мы так и не поняли до утра куда попали и где нашли свой ночлег. Утром абхазский патруль, тыкая стволами автоматов в наши бессознательные тела, поднял нас на ноги и подверг легкому допросу и обыску… Мы действительно были «не в курсе» где находились… хотя бы потому, что прежде чем уснуть нам пришлось увидеть штурм города — «другая вспышка» и отдельная история. На войне вообще мало кто «в курсе» что и где происходит, кроме солдата, которые перед собой видит другого солдата или врага.
Следующая «вспышка памяти» — это много гражданских трупов на «Красном мосту» в центре Сухуми. Мы снимаем почти тайно и какие-то военные нас прогоняют в конце концов. Мы как призраки бредем дальше по незнакомому городу, в котором стреляют кое-где во все что шевелится, кое-где пьют вино и чачу, кое-где убивают по национальному признаку. Последнее нам мало угрожает и мы расслаблено бредем от улицы к улице в поисках событий и кадров. Мы понимаем, что город взят, просто там и здесь проходят «зачистки» и если мы хотим попасть на линию фронта, то нам надо торопиться в сторону Гали… Мы пытаемся остановить танк, БМП или БТР.., которые двигаются в том направлении… И снимаем, снимаем почти все подряд.
Нам хочется есть и желательно выпить. Мы видим, что в здании дают хлеб, мы входим туда. В холле стоит пианино. Справа в окне выдают хлеб. Всем. Вдруг к пианино подходит солдат и начинает играть. Я снимаю. Потом подходит второй солдат и начинает слушать музыку. Снимаю. Подходит еще один и начинает чистить автомат… В самом конце подошла женщина, которая получила также как и мы бесплатный хлеб и вскоре заплакала. Солдат, что бы рядом — обнял ее. Я снимаю. Молча. Это все что я помню… и я больше никогда не встречал этих людей, несмотря на то, что много раз был в Абхазии с тех пор.
Сейчас в Сухуми я распечатал эту фотографию на ксероксе из маленького файла и отправился на «брехаловку» — место рядом с гостиницей «Рица», у моря, где местные жители играют в шахматы и обсуждают последние новости. Говорят — они знают все. «Посмотрите на эту фотографию, вы узнаете кого-то? … «Да, это 1993 год, 28 сентября, но я не помню где это.., вы не узнаете это место?» «Да, я — фотограф и был здесь во время войны…» «Конечно сохранил все фотографии, я же фотограф…» И так или примерно так от одного стола — к другому. Кто-то говорит знакомое лицо, кто-то говорит нет… Ничего определенного до тех пор пока не подошел человек среднего возраста в темных очках и с сединой в бороде: «Я знаю где это, помню пианино, это санаторий «Абхазия», десять минут хотьбы от сюда». Потом он снял очки и стал внимательно рассматривать людей: «Тот что играет на пианино — Ковэ, он из пицундского батальона, из Пицунды и родом. Остальных не знаю… Ковэ — танцор и музыкант, он всегда начинает играть, как только видит музыкальный инструмент, а когда не видит, то всегда танцует… Меня зовут Ричард и я воевал…»
Я узнал это место сразу как только взглянул на него «глазами памяти». Я много раз проходил мимо этого места уже после войны, но никогда не думал, что я здесь когда-то снимал… Немного волнуясь, я спросил разрешение у охраны войти во внутрь. В холле стояло старое пианино почти на том же месте что и 17 лет назад. Справа было окно, откуда когда-то выдавали хлеб. Что я почувствовал? — почувствовал себя в машине времени или проще — стал моложе на 17 лет. Удивительное чувство. Я подошел к пианино, поднял крышку и взял несколько аккордов.
Некоторые клавиши «запали», некоторые звучали в «секунду» — пианино полностью был расстроено, но по-прежнему издавало звуки.
Недалеко сидела женщина и внимательно следила за мной: «Вы не работали здесь, случайно, в сентября 1993 года?», — спросил я. «Да что ты, сынок, в это же время здесь война была и здесь только грузины работали… Хотя подожди, я позову человека, он воевал…» «Человека, который воевал» звали Миша и он сразу понял, что я имею ввиду и что хочу знать… Мы договорились с ним вместе выпить чуть позже, после того как я найду кого-нибудь с этой фотографии. Он посоветовал искать «плачущую женщину» где-то рядом, скорее всего она должна жить рядом и скорее всего армянской или русской национальности, так как жила в Сухуми во время «грузинской оккупации».
На следующий день я стал подниматься в гору Баграта, внизу которой как раз и распологался санаторий «Абхазия». Это старый частные микрорайон с красивыми и самобытными домиками. Улицы узкие и почти безлюдные. Я постучался в один дом — ответа нет… и стал подниматься выше в гору. У старого и покосившегося забора играли дети и поскольку рядом никого не было, я подошел к ним, показал «ксерокс» и спросил: «Дети, знаете кого-нибудь на этой фотографии?» К моему удивлению девочка ответила: «Да, знаю… вот эту женщину, ее зовут Варсалина Викторовна Губаз». Я был готов не поверить ей. Я считаю, что дети часто просто врут без причин.., но она повторила: «Да, я знаю ее, она была учителем английского языка, но умерла четыре года назад… ее дом вот этот..,» — и она показала пальцем на дом, что был напротив.
В доме из кирпича с прекрасным садом никого не оказалось и на следующее утро, я отправился в школу номер 10, но, естественно, не к первому уроку… Завуч посмотрела на ксерокс-фото и ахнула, обращаясь к присутствующим учителям: «Боже мой, смотрите, это же наша Варсалина… но знаете, простите, она умерла..» — уже обращаясь ко мне. «Она была такая эмоциональная, ей так трудно было пережить эту войну… Но, ах, ее родная сестра у нас работает… русский язык преподает, я сейчас позвоню ее на мобильный чтобы она немедленно сюда пришла…»
Родную и младшую сестру зовут Людмила, но коллеги ее почему-то называли «Лялечкой». Она очень удивилась, рассматривая фотографию: «Вы знаете, -сказала она, — для нас всех это война не прошла даром. Для моей сестры особенно, она похоронила 60 выпускников-мальчиков 1992 года и страшеклассников нашей школы. Они все воевали. Вы знаете, учителя — особенный народ, для нас ученики — дети, иногда как свои дети. Варсалина особенно это переживала… Вы знаете, она была замужем за грузином, но муж умер еще до войны, но у нее был сын Ираклий… нет, он учился в этой же школе и не мог воевать против абхазов… Варсалина просто увезла его в деревню и там укрыла… «Вы знаете, — волнуясь продолжала рассказывать Людмила, — она была очень впечатлительна и все переживала очень эмоционально. Воспоминание о войне для нее всегда кончалось слезами… она так и не смогла это забыть. Во время грузин (с 1992 по 1993 год, когда город Сухуми контролировали грузинское военные) мы очень сильно голодали. У нас ничего не было. Вообще. У военных что-то было, но у нас — ничего. Голод. Вы знаете, мой вес был 45 килограмм. Для нас четвертинка хлеба была невероятным богатством. Понимаете, Варсалина и пришла в этот санаторий, когда там стали выдавать хлеб абхазские военные… мы хотели есть»…
Ближе к вечеру на набережной я встретил Ричарда -«львиное сердце» как мысленно стал называть его. Поблагодарил за помощь на что он ответил: «Не за что. Просто у меня профессиональный взгляд и память». «Солдата?» — спросил я. «И человека тоже..», — ответил он. Про себя я подумал: «Наверное мог бы быть хорошим фотографом, если бы не был солдатом». Я не знал, что он работал «монтажером» на телевидение.
(Продолжение следует по мере поиска…)
*Большое спасибо Маше Новиковой за идею и помощь в поиске героев фотографии.
