Конкурс Репортажной Фотографии

Объявление итогов Конкурса Репортажной Фотографии имени Александра Ефремова состоится 28 июля в Тобольске (Тюменская область) в 14-00 по московскому времени. В это же время состоится открытие выставки, в которой представлены работы 31 фотографа из принявших участие в Конкурсе 118 фотографов из разных регионов России и иностранцев, работающих в России.

Liberty.SU организует прямую трансляцию этих мероприятий, которую можно посмотреть по адресу: http://www.liberty.su/tv/index.html

После объявления итогов Конкурса выставка фотографий будет представлена он-лайн на сайте www.efremov.liberty.su.

Членами жюри в этом году были:
Александр Гляделов (председатель жюри)

Игорь Гаврилов
Олег Никишин
Лиза Фактор
Рена Эффенди

Из Тобольска, гостиница «Славянская»

Спасибо всем…

Целью нашего путешествия, которое мы предприняли по Сибири в течение трех с лишним недель, была видеосъемка фотографа Владимира Сёмина для мультимедийного проекта Liberty.SU об Отечественных фотографах «Жизнь будет Фотографией». Продолжение этого проекта стало возможным исключительно и благодаря поддержке со стороны «Камеры Leica в России». Наша искренняя признательность им за поддержку документальной фотографии в России и ее популяризацию.

В течение трех недель мы наблюдали и фиксировали на камеру, как Владимир Сёмин работает над своим новым документальным проектом в Сибири, куда он специально приехал из Нью-Йорка. Это будет основной частью фильма о нем.

Со своей стороны хотел бы сказать, что это действительно уникальный опыт наблюдать за работой и жизнью известного фотографа практически «его же глазами». Жить с ним, говорить, интервьюировать, бесконечно дискутировать на самые разные темы, искать компромиссы, находить их или нет, но в любом случае фиксировать жизнь неординарной личности.


Утром Сёмин (74) мне спать не давал: «Солнце взошло! Вставай! Пора работать!», — возбужденно кричал он. «Куда? Зачем?», — думал я и просыпался от «клацанья» его камеры, которую он направлял на меня спящего и черт знает зачем и почему снимал мою немытую и небритую физиономию. Он снимал всегда, всегда находил, что снимать и всегда опять снимал. Я наблюдал сотни раз за тем, как он выбирает кадр по неведомым мне причинам… Обычно он двигается ровно, медленно —  как в вальсе, но, увидев кадр, замирает как танцор-popping или как хищник, немного сгибает ноги в коленях, начинает дышать ртом, оголяя свои «американские зубы», осторожно подносит камеру ближе к глазам и вдруг стремительно несется к своей «жертве»… Иногда мне казалось, что если в этот момент его остановить, закрутить руки, ноги и не дать снимать, то он неминуемо умрет. Умрет от разрыва сердца, аорты, просто окончательно сойдет с ума, но с ним обязательно что-то случится, если ему не дать сделать этот кадр, не зависимо от того, почему и зачем он его снимает. Он не может не снимать.

Второе, причина первого, что меня удивило- это абсолютное чувство свободы, которое ему необходимо в работе. Любые попытки со стороны любого человека или организации ограничить его в свободах и правах заканчиваются обязательным бунтом. Неминуемым. Это даже не бунт, а взрыв динамита или извержение вулкана. «Я выкошу здесь всю траву, ни травинки не оставлю после себя..», — часто повторял Сёмин слова легендарного военного фотографа Дона Маккаллина (Don MacCullin). Удивительно, большинство известных мне фотографов воспринимают свободы как данность им вместе с камерой. Для Сёмина свободы — это «завоевания». Он постоянно за них борется и почти всегда получает их. А если не получает, то в гневе уходит прочь.

«Почему ты снимаешь?» — глупо спросил я, — «Это просто, — ответил он, — я больше ничего не умею делать…» Должен согласиться, ответ не только искренний, но и соответствует действительности. Искренность, с которой он может говорить, иногда «чудовищна» как это не парадоксально звучит. Лицемерие, так свойственное нашей цивилизации, почти не коснулось его характера, за исключением наивных и даже детских попыток льстить, лукавить и говорить неправду.

Так или иначе, это было отличное путешествие, способствующее познанию как друг друга, так и окружающего и вечно меняющего пространства вокруг нас. Я хотел бы только сказать, что это путешествие было бы невозможно без поддержки коллег и друзей в Сибири.

Отдельная благодарность Василию Мельниченко (Омск), который ночью приехал на вокзал сказать нам «привет», подарить бутылку водки, что помогла нам приукрасить жизнь в плацкартном вагоне, за вкуснейший шоколад, который я съел украдкой от всей съемочной группы и просто спасибо за солидарность…

Спасибо Владимиру Дубровскому за организацию съемки в Новосибирске и его супруге Линде, чей день рождения мы прекрасно провели на заимке профессора Седых.

Спасибо Владимиру Соколаеву (Новокузнецк) за приют в его светлой мастерской с большими окнами, за интеллектуальные разговоры и просвещение, а лично от меня за возможность вместе ремонтировать его замечательный автомобиль.

Спасибо Саяне Монгуш (Тува) за организацию съемки среди Саян, за ее квартиру, в которую она нас впустила на ночлег и за дыхание тувинского «Черного Неба».

Спасибо Александру Кузнецову (Красноярск) — альпинисту, фотографу и режиссеру за продолжение его фильма «Территория любви» для каждого из нас, за его прекрасную квартиру, где мы отдыхали «душой и телом».

Фотографии Олега Климова, Владимира Сёмина и Саяны Монгуш

My Flexible Friend

Наверное это закономерно, что человек, который не может говорить, ищет возможность иных коммуникаций. Например визуальных, образных… В психо-неврологическом интернате в Сибири я обратил внимание, что один их пациентов удивительным образом замечает особенности других людей, изображает их с помощью рук, мимики и таким образом объясняет то, что хотел сказать. Так я понял, что директор интерната — это «покручивание двух больших пальцев на руках». Директор так всегда делает, когда разговаривает с кем-то и сильно нервничает…

Этого наблюдательного человека зовут Паша. Ему примерно 30 лет, у него родовая черепно-мозговая травма (получил при рождении, когда щипцами вытаскивали за голову, как написано в личном деле) и — вследствие этого — защемление «речевого нерва»… Это означает, что говорить Паша может только «Дааа» и «Неее», остальные звуки трудно понимаемые. Что именно он понимает, как чувствует — в большинстве случаев остается понятным только ему самому. Он не может писать и не может читать. Он может только наблюдать, делать какие-то свои выводы, основанные исключительно на собственном опыте потому, что никто и никогда его ничему не учил. «Чистое сознание для обучения фотографии!»- подумал я.

Идея заключалась в том, что Пашу можно обучить быстро и эффективно делать фотографии. Я был уверен, что с помощью фотографии его язык станет более «коммуникабельным» и я смогу его больше понимать. «Хочешь рассказать мне про цветок? — спрашивал я его, — «Сними цветок и покажи его мне…Фотография — это тоже способ сказать что-то..» Так мы начинали наш «краткий курс школы Родченко», в конце которого я пришел к убеждению, что Паша единственный студент, которого я готов назвать своим учеником и которому позволительно меня называть его учителем в виде звука «ООыы».

Гениально. Делая фотографии, Паша не стремился стать знаменитым, не хотел быть богатым за счет фотографии, у него не было высокопарных амбиций художника и безграничной веры в своего гения, он в чистом виде хочет самовыражаться и коммуницировать с окружающими его людьми. Он хотел многое, очень многое рассказать людям. Он был просто счастлив с камерой в руках. Я смеялся, когда Паша делал снимки, абсолютно похожие на те фотографии, которые с умным видом делают студенты в фотографических школах или, хуже того, делают «состоявшиеся фотохудожники» за счет своих глупых амбиций «просвещения» какого-нибудь «пространства и времени», о которых потом пишут критики свои интеллектуальные статьи и мы вынуждены их читать, кивать головами и как Паша произносить только «Дааа» . Мы до слез смеялись над тем, с какой легкостью Паша копирует манеры поведения фотографов во время съемки (он очень внимательно наблюдал за мной и за Владимиром Семиным во время наших съемок). Может быть он казался нам иногда «фотографом-пародией», а может быть он стал для нас «фотографом-трагиком». Как тот, так и другой живут в каждом из нас.

За очень короткое время Паша стал членом нашей «экспериментальной экспедиции». Мы ходили вместе, вместе снимали. Вместе пили чай в нашей избушке за пределами интерната, пили деревенское молоко, ели сыр и отличный шоколад. Я купил ему шляпу «почти такую же как у фотографа Семина», научил его завязывать галстук, который он предпочитал носить, как некоторые фотографы «Кремлевского пула». Другими словами, мы приняли его как своего и тоже были счастливы вместе с ним.

Но когда мы пришли на обед в интернат, то с нами Пашу в столовую не пустили. Сказали, что с пациентами вместе нельзя. Только отдельно. Дисциплина. Паше ничего не надо было объяснять. Он снял камеру с груди и передал ее мне. Хотел отдать и шляпу, но я сказал, что это подарок. Он ждал нас недалеко на улице, пока мы пообедаем в официальной столовой и опять сможем пойти снимать…

Эта «система» чудовищна в своем несовершенстве, рассказал нам директор интерната — удивительный человек в своей открытости и принципиальности. У ребенка, от которого отказались родители еще в роддоме, практически нет шансов выйти из «системы», не зависимо от того есть ли у него какие-то психические отклонения или нет, может ли он жить с этими отклонениями в обществе или нет. Это «система», в которую «вход посторонним строго запрещен» по факту. По факту же и выход запрещен…

Уезжая, мы не могли оставить Паши «лишний фотоаппарат». Да он и не надеялся. Я обещал ему, что мы найдем ему фотоаппарат, скинемся деньгами и купим новый. А может у кого-то из коллег найдется старый и лишний. Директор же обещал нам, что будет сгружать его фотографии на свой компьютер и таким образом сохранит их до нашего следующего приезда. Так мы узнаем, что хочет нам рассказать Паша…

* My flexible friend одиома из английского фильма «Мистер Бин», означающая «гибкий, свободный, легкий, милый, приветливый… друг»

Фотографии Паши Кыштымова, которые он сделал в нашем коротком присутствии…

«Игры Разума»

По странным обстоятельствам это конечный пункт нашей трехнедельной экспедиции по Сибири. В ближайшее время я расскажу «цели и задачи» группы… и, конечно, обо всех действующих лицах этой «экспериментальной экспедиции».
Граница Красноярского края и Иркутской области. Психоневрологический интернат.